Юрий Кириенко-Малюгин. «Тихая моя родина». Народная философия поэзии Николая Рубцова.
Николай Михайлович Рубцов (03.01.1936 – 19.01.1971) родился в поселке Емецк Северного края. Мальчишка из многодетной семьи, сирота, детдомовец, студент Тотемского лесного техникума, кочегар Архангельского тралового флота, студент Кировского горно-химического техникума, слесарь на военном полигоне Ленинградской области, матрос Северного флота, рабочий Кировского (Путиловского) завода, студент и выпускник Литературного института им. А.М. Горького 1969 г., член Союза писателей СССР с 1968 г., автор текстов песен «Букет» («Я буду долго гнать велосипед…), «В горнице», «Журавли», «Звезда полей», «Зимняя песня», «Ферапонтово», «Привет, Россия – родина моя!..» и др.
В 60-е годы ХХ века Николай Рубцов наблюдал явления постепенного вымирания русской деревни, обезличивания русско-славянской культуры, атеистическую политику меркантильного по сути воспитания советского человека и отразил в своём творчестве народно-духовное понимание взаимоотношений в обществе. Наблюдал поэт запланированное карьеристами-идеологами разрушение православных храмов и исторических памятников России, особенно в годы правления Н. Хрущева (сент. 1953 г. – окт.1964 г.).
Когда же наступил переломный момент в повороте поэта к народной философии, к пониманию действующих в окружающем мире разрушительных сил и идеи спасения каждого человека от насаждаемого эгоизма? По мнению автора, это стихотворение «Русский огонёк», на которое уже обращали внимание литературоведы… Николай Рубцов идёт в ноябре 1963 г. в Вологодском краю по заснеженной опасной пустынной дороге, в начинающийся снегопад, в «томительный мороз» к своей малой Родине, к далёкому селу Никольское, к дочери Лене.
На Русском Севере в крайней избе деревни или села на ночь хозяева всегда ставили керосиновую лампу для заблудившегося путника. Этот свет спас тогда заносимого снегопадом будущего народного поэта.
И вот в избе у немолодой уже хозяйки Николай Рубцов делает великое для себя и всех нас живущих, открытие:
Как много жёлтых снимков на Руси
В такой простой и бережной оправе!
И вдруг открылся мне
И поразил
Сиротский смысл семейных фотографий:
Огнём, враждой
Земля полным полна,
И близких всех душа не позабудет…
– Скажи, родимый,
Будет ли война? –
И я сказал: – Наверное, не будет.
В каждой русской семье с фотографий смотрят погибшие дети, братья, отцы и деды. К 1963 году это были участники локальных войн в Испании, Монголии, Финляндии в 1936–1940 гг., Великой Отечественной войны с Германией (1941–1945 гг.) и Японией (1945 г.). И поэт понял, что вражда – главная причина всяких войн. На вопрос хозяйки путник не может дать точный ответ. «Наверное, не будет» – это сомнительная надежда. А русская женщина сообщает непринуждённо такую народную мудрость, до которой ещё долго идти многим сильным мира сего:
– Дай Бог, дай Бог…
Ведь всем не угодишь,
А от раздора пользы не прибудет… –
И вдруг опять:
– Не будет, говоришь?
– Нет, – говорю, – наверное, не будет.
– Дай Бог, дай Бог…
Во многих стихотворениях Н. Рубцова есть подтекст, но не сексуальный, как у многих раскрепощённых стихотворцев, а духовный (Справедливость, Честь, Вера в Добро, в историческую миссию России). И ключевые повороты Истории Рубцов отражает нестандартными средствами в стихотворении «О Московском Кремле» (впервые опубликовано 17 ноября 1968 г.):
Бессмертное величие Кремля
Невыразимо смертными словами!
В твоей судьбе, – о, русская земля! –
В твоей глуши с лесами и холмами,
Где смутной грустью веет старина,
Где было всё: смиренье и гордыня, –
Навек слышна, навек озарена,
Утверждена московская твердыня!
Поэт интуитивно соединяет Кремль как символ величия Державы с «приземлёнными» символами «в твоей глуши с лесами и холмами». Рубцов понимал необходимость централизации власти в России, мотивы внутренней государственной политики Ивана Грозного:
Мрачнее тучи грозный Иоанн
Под ледяными взглядами боярства
Здесь исцелял невзгоды государства,
Скрывая боль своих душевных ран.
Вот эти мысли актуальны и в наши дни, когда видны попытки новых удельных князьков во имя эгоистических интересов разорвать Россию на куски, сначала экономически, а затем и политически:
Но как – взгляните – чуден этот вид!
Остановитесь тихо в день воскресный –
Ну не мираж ли сказочно-небесный –
Возник пред вами, реет и горит?
Смотрите, какие сюжетные повороты делает Рубцов: сначала – о Державной значимости Кремля, затем – о художественной «сказочно-небесной» картине. И в заключение – скрытый смысл всего стихотворения:
И я молюсь – о, русская земля! –
Не на твои забытые иконы.
Молюсь на лик священного Кремля
И на его таинственные звоны…
Поэт говорит русской земле, что он молится «не на твои забытые иконы». На первый взгляд, кажется, что это чистый атеизм. Но если логически рассудить, то получается, что поэт молится на действующие в православных храмах иконы!
Как сложно нешаблонно писать о Кремле! Рубцов, бессознательно используя весь свой лексический запас, нестандартные метафоры, рифмы, эпитеты, создал адекватное Величию Московского Кремля произведение.
Рубцов часто ездил по вологодской земле с разными целями: в поисках крыши над головой, в командировки, на отдых в лесной глуши или на встречи с друзьями. И в этих поездках всегда интересовался историческими памятниками и храмами.
А сколько раз в своих стихотворениях Николай Рубцов говорит о душе! Вот, например: «Славное время! Души моей лучшие годы...», «По душе мне родные пейзажи...», «Пусть душа останется чиста...», «Я клянусь! Душа моя чиста!..», «Когда душе моей сойдёт успокоенье...», «Слагается в душе негромкий стих...».
Опять, как в беседах с хозяйкой избы в «Русском огоньке», с кочегаром (вручившим бывшему матросу Рубцову лопату как награду), со старухой о хлебе (который сам себя несёт), с бригадиром в Сибири (о возможной гибели радужного мира от чьей-то руки), проявляется высшая мудрость – народная философия случайных собеседников. Недаром русский литературный критик М.П. Лобанов в статье «Слово и дело» писал: «Становится понятным, почему Л. Толстой так ценил Монтеня, когда читаешь в тех же «Опытах»: «Нравы и рассуждения крестьян я нахожу обычно более соответствующими наставлениям подлинной философии, чем нравы и рассуждения наших философов».