КТО есть КТО и Когда в ЛИКРИТИКЕ? (пока 5 статей)

Статья № 1  (ЛИТКРИТИКА)

 

КРИТЕРИИ ОЦЕНКИ НАРОДНОСТИ ПОЭЗИИ.   ГЛАВА 8.   Ю. КИРИЕНКО-МАЛЮГИН

(из книги "Методика оценки и критерии народности поэзии", М., Изд НКО "Рубцовский творческий союз", 2014)

 

8.1.  Предпосылки оценки уровня и народности поэзии.    

 

     Восприимчивость поэзии.  Певучесть или звучание языка поэта.

     Определимся с понятиями, которые взяты из книги С.И.Ожегова «Словарь русского языка» (1)

 Понятие – логически оформленная  общая мысль о предмете.

    Язык – совокупность средств выражения в словесном твор-честве, основанных на общенародной звуковой, словарной и грамматической системе, стиль.

     Душа – внутренний психический мир человека, его сознание (по Ожегову). Человек, согласно учению Святого Писания состоит из тела и души.

     Нация – исторически сложившаяся устойчивая общность людей, возникшая на базе общности языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося в общности культуры.

       Философия – наука о наиболее общих законах природы, общества, мышления.

       Справедливость – беспристрастие,   действия  в   соответствии  с  истиной.

     Кто-то из нормальных людей сказал начинающему поэту: «Ищи родину и найдёшь стихи». «Шестидесятники»  искали недостатки у представителей системы в СССР в 60-80-е годы 20-го века и находили их. Но они не нашли родину – Россию, не понимали простого народа, который незаметно делал Историю Державы: строил, защищал родину, растил детей, кормил население. Как известно, критиковать легче, чем заниматься простым нужным трудом. Некоторым мудрецам  очень хочется учить военных, технических специалистов, работяг и крестьян, взирая с Олимпа знаний философии Древней Греции и истории Рима. 

     Для выявления искомых критериев обратимся к творчеству русского национального поэта Н.М.Рубцова, не теряя главную заданную тему «Методика оценки и критерии  народности поэзии».   

    Рубцов писал о селе Никольском: «Здесь – души моей родина». То есть его душа, а не тело, живёт в родных окрестностях (на реке,

 в лугах, на холмах, на мосту, в лесу, на клюквенном болоте, около

 

88  

разрушенного собора). Непрерывное общение Рубцова с простыми людьми в родных краях,– это поиск свидетельств народного разговорного языка и народного понимания смысла жизни, т.е. народной философии.

 

 8.2. Простота и глубина поэзии, овладение приёмами стихо-сложения.

 

   В юности (1950-1955 г.г.) ряд стихотворений выполнен Н.Рубцовым в русском традиционном стиле («Два пути», «Деревенские ночи», «Первый снег»), что объясняется складывающимся мировоззрением начинающего поэта на базе классического преподавания литературы в то время в советских школах и в техникумах. В 14 лет в стихотворении «Два пути» Рубцов задумывается о смысле протекающей жизни:

 

Но мечтая, видимо, о чуде,

По нему по тракту, под дождём

Всё на пристань двигаются люди

На телегах, в сёдлах и пешком.

А от  тракта, в сторону далёко,

В лес уходит узкая тропа.

Хоть на ней бывает одиноко,

Но порой влечёт меня туда.

   

      В 17 лет Рубцов создаёт первый лирический шедевр «Деревенские ночи»:

 

Пусть ромашки встречные 

                                              от копыт сторонятся,

Вздрогнувшие ивы 

                                 брызгают росой,  – 

Для меня, как музыкой, 

                                        снова мир наполнится

Радостью свидания 

                                 с девушкой простой!

Всё люблю без памяти 

                                       в деревенском стане я,

 

89

Будоражат сердце мне 

                                       в сумерках полей

Крики перепёлок,

                              дальних звёзд мерцание,

Ржание стреноженных

                                        молодых коней…

 

   В период службы на флоте (1955-1959г.г.), понимания необходимости защиты Родины многие стихи наполнены патриотической тематикой и грустью временного расставания с малой родиной. Рубцов знакомиться с творчеством Есенина, Кедрина. Во время занятий в литературном объединении «На страже Заполярья» Рубцов имел возможность слушать и оценить творчество товарищей-поэтов и совершенствовать технику стихосложения. Уровень участников литобъединения  был довольно высокий, если напомнить, что около 20 моряков (матросов и офицеров) позднее стали членами Союза писателей СССР.  Хотя газетная тематика была во многом заданной (военно-патриотическое направление), Рубцов в отдельных стихах («Ты с кораблём прощалась», «Северная берёза», «Грусть»)  поднимается на очень высокий уровень духовно-эмоционального отражения наблюдаемых картин прощания и встреч, воспоминаний о родных краях. Смотрите фрагмент из стихотворения «Грусть»:

 

Любимый край мой, нежный и весёлый,

Мне не забыть у дальних берегов

Среди полей задумчивые сёла,

Костры в лугах и песни пастухов.

 

     В Ленинграде (октябрь1959г. – июль1962г.) Рубцов общается с городской гуманитарной интеллигенцией, тяготевшей к словесной эквилибристике, рифмачеству, игре на оригинальность, нерусским по сути словообразованиям, эстрадчине и ёрничанью над действи-тельностью. Заплывая с городскими поэтами  в этот поток литера-турщины, Рубцов пишет иногда ритмизированные стихи, в которых ощущается стиль Маяковского («В океане», «Я весь в мазуте…», «На берегу», «Бывало, вырядимся с шиком…», «Сколько водки выпито…»). И  в то же   время  Рубцов  не  впадает   в философские

 

90

бредни. Например, в стихотворении «В кочегарке» поэт практи-чески документально приводит разговор со своим новым «большим» начальником – кочегаром во время поступления на работу в такое «элитное» заведение.

 

В топке шлак ломал с размаху

Ломом, красным от жары.

Проступали сквозь рубаху

Потных мускулов бугры.

Бросил лом, платком утёрся.

На меня глаза скосил:

– А тельняшка, что, для форсу?  –  

Иронически спросил.

Я смеюсь:  – По мне для носки

Лучше вещи нету, факт!

– Флотский, значит?

– Значит флотский.

– Что ж, неплохо, коли так!

Кочегаром, думать надо,

Ладным будешь, – произнёс.

И лопату, как награду,

Мне вручил:  – Бери, матрос!..      

  

     В стихах этого периода поэт через понятия Справедливости и радость бытия  выражает самоиронию, адекватное отношение к жизненным ситуациям, не опускаясь до ёрничанья. Память о селе Никольском, о Тотьме, о друзьях детства и юности не оставляют поэта. Рубцов создаёт «Видения в долине», «Добрый Филя», «Долина детства», «Старый конь»… Перед поступлением в литинститут Рубцов пишет песню двусмысленного содержания «Жалобы алкоголика», которую весело распевали студенты в общежитии и которую заумные критики оценивали и оценивают прямолинейно. Но сам Рубцов ни разу не включил эту песню в свои сборники, самоцензура была у него на первом месте. Во время очной учёбы поэт получает базовые литературные знания, читает стихи во время застолий. Нигде Рубцов не терял искренности, не лукавил в стихах из-за каких-либо, даже меркантильных соображений. Не менял тексты строк в угоду редакторам (4).

 

91

8.3. Народная философия поэзии, отражение в биографии.

 

    Н.М. Рубцов очень много читал. Не макулатуру лакировочного, эгоцентрического и диссидентского направлений, а русскую классическую литературу: Л.Толстой, Н.В.Гоголь, Ф.И.Тютчев, А.А.Фет, А.Я.Полонский, А.Блок. Рубцов с юности занимался самообразованием, искал смысл жизни, создавал словарное богатство, без которого настоящие стихи не напишешь.

    Зимние, летние и осенние поездки в село Никольское в 1963-1965 г.г. обогащают образное мышление поэта картинами русской природы, видами разрушенных православных храмов по любым маршрутам поездок, народными взглядами на жизнь. Его мировоззрение сложились окончательно. Стихи «Тихая моя родина», «Русский огонёк», «Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны…», «Видения на холме», «Философские стихи», «Журавли», «По вечерам», «Звезда полей», «Душа хранит» свидетельствуют о глубоком философском понимании явлений, с которыми встречается поэт на жизненных дорогах. Н.М.Рубцов  применил в творчестве национальный поэтический метод, то есть вложил душу в стихи, раскрыл существо каждого явления: «Купол церковной обители яркой травою зарос…», «Дай Бог, дай Бог!…Ведь всем не угодишь. А от  раздора пользы не прибудет…», «И жаль мне, и жаль мне разрушенных белых церквей», «И не леса мне видятся окрест, а лес крестов в окрестностях России», «И разбудят меня, позовут журавлиные крики», «Как будто спит былая Русь», «И счастлив я, пока на свете белом, Горит, горит звезда моих полей», «Как сон столетий, Божий храм».   

   12 января 1964 года в письме к начинающему автору Рубцов выражает своё видение поэзии:

    «Вашего оригинального мировоззрения в стихотворении тоже нет. Вот по всему по этому Ваше стихотворение не произвело на меня впечатления. А жаль. Жаль потому, что человеку, любящему стихи, любому такому человеку всегда бывает радостно, когда он находит в стихах поэзию, т.е. свежую тему, свежий символ, свежее настроение, мировоззрение, мысли, свежие оригинальные слова. И всегда приходиться огорчаться, когда всего этого нет в стихах»…   

    «Когда я говорю Вам, что тема Вашего стихотворения старая и общая, это ещё  не  значит, что я  вообще  против старых  тем. Тема

 

92

любви, смерти, радости, страданий – тоже темы старые и очень старые, но я абсолютно за них и более всего за них!

    Потому я полностью за них, что это темы не просто старые (вернее ранние), а это темы вечные, не умирающие. Все темы души – это вечные темы, и они никогда не стареют, они вечно свежи и общеинтересны.

    Поэзия идёт от сердца, от души, только от них, а не от ума (умных людей много, а вот поэтов очень мало!). Душа, сердце – вот что должно выбирать темы для стихов, а не голова.

     Кое-где у Вас совершенно отсутствуют рифмы, т.е. созвучия на конце строк…Можно, конечно, писать стихи и без рифмы, но почему же тогда в других местах стихотворения они у Вас есть?»

     Рубцов критически деликатно разбирает какое-то графоманское произведение и  фактически сообщает основы подходов к написанию стихотворений. Заканчивает письмо таким советом:

    «Такие недостатки, которые есть, на мой взгляд, в Вашем стихотворении, сейчас довольно широко распространены в стихах и множества других авторов. Причём частенько такие стихи всё же печатают, и если Вы встречаете такого рода стихи в печати, то не думайте, пожалуйста, что так и надо писать. Всем нам надо учиться писать так, как писали настоящие, самые настоящие поэты – Пушкин, Тютчев, Блок, Есенин, Лермонтов. Законы поэзии одни для всех».

     В письме в Северо-Западное книжное издательство (весна-лето 1964 г.) в связи с редактированием сборника «Лирика» Рубцов сообщает: «Стихотворение «Уединившись за оконцем» Вы назвали легковесным. По-моему, легковесным следует считать те стихи, которые лишены всякого настроения, а значит, и поэтического смысла, а не те стихи, в которых выражено лёгкое настроение или состояние духа и выражено легко. Иначе стихотворение Есенина, например, «Вот уж вечер, Роса блестит на крапиве. Я стою у дороги, прислонившись к иве»  – тоже стихотворение легковесное, а не удивительный шедевр чистоты души и духа…» «Я считаю, что моя позиция, т.е. мои привязанности, моя любовь должны быть понятны по моим стихам, которые я пишу искренне,  – и, значит, не нуждаюсь в декларации моей позиции».

   Из села Никольского 22 августа 1964 г. Рубцов пишет А.Я.Яшину:  «Вообще-то    «Вологодский    комсомолец»  –   газета

 

93

унылая. Печатает удивительно неуклюжие, пустяковые «современ-ные» местные стихи. Уж сколько раз твердили миру, что мы молотобойцы, градостроители и т.п., и всё твердят! А где лиризм, естественность, звучность? Иначе, где поэзия? Да ещё многие из пишущих со своим легкомысленным представлением об этом деле носятся, как курица с яйцом! Впрочем, это сейчас широко распространено на Руси»…

   «Здесь за полтора месяца написал около сорока стихотворений. В основном о природе, есть и неплохие и есть вроде ничего. Но напи-сал по другому, как мне кажется. Предпочитал использовать слова только духовного, эмоционально-образного содержания, которые звучали до нас сотни лет и столько же будут жить после нас». 

   В ноябре 1964 г. Рубцов пишет А.Яшину: «Только я вот в чём убеждён, Александр Яковлевич (разрешите мне поделиться своим, может быть нелепым, убеждением): поэзия не от нас зависит, а мы зависим от неё. Не будь у человека старинных настроений, не будет у него в стихах и старинных слов, вернее, старинных поэтических форм. Главное, чтобы за любыми формами стояло подлинное настроение, переживание, которое, собственно, и создаёт, независимо от нас, форму. А значит, ещё главное – богатство переживаний, настроений (что опять не от нас зависит), дабы не было бедности, застоя интонаций, форм…»

   Ещё в  начале 1966 года поэт заметил опасность духовного и физического разрушения русской деревни (новая или свежая тема в то время), когда написал:   

 

Ах, город село таранит!

Ах, что-то пойдёт на слом!

Меня всё терзают грани

Меж городом и селом.

 

  После поездки на Алтай летом 1966 года, знакомства с  необъятными просторами России, памятниками Восточной Скифии поэт пишет  в философском стихотворение «Шумит Катунь»:  «И кто-то древней клинописью птиц, Записывал напев её былинный» (опубликовано в центральной газете «Правда» в декабре 1968 г.).

   Рубцов выходит на совершенно другой уровень поэзии: поэзии-пророчества, поэзии-исповеди  и поэзии  с  подтекстами  сознательно   или    безсознательно   зашифрованного  смысла.

 

94

Расшифровать их могли только читатели, которые хранили в душе православные заповеди, хорошо знали суть негативных проблем в обществе (тревога за души русских людей и за будущее детей, за уходящие деревни, за уничтожаемую природу).

    Многие современники отмечали пессимистические мотивы в поэзии Рубцова при довольно оптимистическом характере.   

    «Как сообщил адмирал флота Капитанец И.М., корабли Северного флота стояли в оцеплении зоны серии пятнадцати ядерных воздушных взрывов». Дальномерщик Н.Рубцов, находясь на фок-мачте миноносца «Острый», получил облучение (30). Метод лечения от резкого уменьшения лейкоцитов известен. Отсюда:

      Красным, белым и зелёным

      Мы поддерживаем жизнь.

      Взгляд блуждает по иконам.

      Настроенье – хоть женись.  (1969г.)

    Приведу мотив прощания поэта с Белым Светом:

     Прощай, костёр! Прощайте все,

     Кто нынче был со мною рядом,

     Кто воздавал земной красе

     Почти молитвенным обрядом.

    Факт облучения не афишировался Рубцовым из-за подписки о неразглашении сведений о ядерных испытаниях на «Новой земле».

 

8.4. Мировоззренческий разрыв между поэтом, критиками и редакторами ряда изданий.

 

     Не удивительны ограничения в публикациях стихов Рубцова со стороны редакторов, которые видели скрытый протест поэта против разрушения духовных сторон жизни народа. Карьеризм и эгоизм срабатывали. Наблюдалось желание «улучшить» стихи Рубцова и/или изъять частично из выпускаемого сборника. Но была поддержка со стороны незашоренных литераторов и редакторов: Е.Исаев, Н.Сидоренко, Ст.Куняев, Д.Стариков, В.Максимов и др.

    Рубцов не стал приспосабливаться под тенденции лакировки действительности, не заботился о впечатлении от своей поэзии, следовал принципам народной философии, применял просто-народные слова и обороты, те, которые он слышал в общении на любых перекрёстках судьбы.

 

95

    Не все близкие Рубцову по мировоззрению литераторы это понимали. Например,  В.Кожинов писал: «У него (у Рубцова, прим. Ю.К.-М.) не так  уж  мало  совсем   не удавшихся, не достигших, по

слову Блока, гармонии слова и звука стихов, и даже во многих его

лучших вещах есть неуверенные или просто неверные ноты…  ».   

     И ещё одно критическое высказывание В.Кожинова: «В заключение скажу ещё раз о том, что при всей безусловной ценности творчества Николая Рубцова даже в зрелой его поэзии нетрудно обнаружить множество недостаточно совершенных  строк и строф». Это означает только то, что В.Кожинов оказался далёк от народного языка, в стихии которого жил Рубцов. Поэт  свободно вводил в строфы старые и даже бытовые слова.

     Продолжаются систематически попытки дискретитировать творчество Н.Рубцова. Отповедь этим ангажированным публи-каторам дана в альманахе «Звезда полей», 2014. Раздел 14 называется: «Юрий Кириенко-Малюгин. «Опровержение дезин-формации и фантазий вокруг Рубцова» (7 авторских статей из сайта  «Звезда полей»). Приведены также литературоведческие иссле-дования поэзии Н.Рубцова: Мария Акимова «Николай Рубцов и Петербург», Юрий Кириенко-Малюгин «Для кого пальмы юга» Николая Рубцова (31).       

     Рубцововедение, наука о творчестве Н.Рубцова, базировалась на информации современников поэта, на исследованиях нефор-мальных и формальных литераторов. Не случайно многие из них стали участниками рубцовских  мероприятий и организаций» (32).  

    Применяемый в настоящее время газетный язык имеет зачастую жаргонный характер, оторван от традиционного русского языка. Различия в воспитании,  образовании, условиях проживания и мировоззрении конкретных литераторов обуславливают их недо-стоверность в оценке творчества конкретного поэта, писателя.

 

8.5. Словарное богатство поэта, русская разговорная речь и свобода изложения любой темы.

 

   Для того, чтобы писать национальные стихи, надо обладать богатством русского народного языка, быть в постоянном общении с людьми, хорошо знать историю и любить Россию. С.Есенин, например, воспитывался в чисто русской народной среде, закончил

 

96

церковно-учительскую школу, прекрасно знал славянский язык и поэтому имел полное право изобретать и/или применять непроиз-вольно образные русские слова: «цветь», «дроги», «спокой в наро-де», «гладь», «трын-трава», «хмарь», «бронзой прозвенеть» и др. В поэме «Анна Снегина» поэт широко использует народную речь.

    Рубцов применял разговорные словечки в стихах естественно, у него очень часто ведётся обращение к знакомому или читателю то с вопросом, то за советом,  то  с  каким-то фактом. Например, ещё в

созданном в Ленинграде доинститутском стихотворении «Добрый Филя» Рубцов говорит:

 

Мир такой справедливый,

Даже нечего крыть…

– Филя! Что молчаливый?

 – А о чём говорить? 

 

    Ниже курсивом в фрагментах стихотворений выделены слова, которые не могли принять критики с классическим городским образованием. Я предполагаю, что поэт специально не корректировал такую строку, считая, что это и есть природный русский язык. Более того, Рубцов давал возможность читателю домысливать ситуацию, кто и что стоит за нарисованной картиной жизни.  Поэт реализовал известное требование к поэту, писателю: «словам должно быть тесно, а мыслям просторно». Привожу фрагменты из стихов Рубцова (курсивом даны народные слова, которые логически ложатся в текст и смысл строфы): 

 

Бегут себе, играя и дразня,

Я им кричу: – Куда же вы? Куда вы?

Взгляните ж вы, какие здесь купавы! –

Но разве кто послушает меня…

                             «Купавы»  (1967г.)

 

Снег летит – гляди и слушай!

Так вот, просто и хитро,

Жизнь порой врачует душу…

Ну и ладно! И добро.

                 «Выпал снег…»  (1969г.)

 

97

   Никто до Рубцова не писал, так свободно обращаясь с русским языком, создавая простор для движения мысли читателя.

 

Всю пройду дороженьку до Устюга

Через город Тотьму и леса,

Топ да топ от кустика до кустика –

Неплохая в жизни полоса!

                   «Подорожники» (1968г.)

  

     Другой поэт на месте Рубцова вместо «топ да топ» поставил бы «я иду» от кустика до кустика. А эффект от восприятия ситуации длительного пешего пути  был бы снивелирован. И это не приём поэта. Рубцов действительно  «топает» от Тотьмы к Великому Устюгу (примерно 200 км). И, наверняка, ловит попутную машину.

     И далее. Ну, какой городской поэт напишет так, как Рубцов!

 

Ему какая-нибудь бабка

Поднять котомку пособит.

                       «Старик» (1967г.)

 

Пускай сосед поглядывает мутно

И задаёт вопросы поминутно, –

Что ж из того?

 Здесь можно отдохнуть!

………………………………

Сижу себе, разглядываю спину

Кого-то уходящего в плаще,

Хочу запеть про тонкую рябину,

Или про чью-то горькую чужбину,

Или о чём-то русском вообще.

                       «Вечерние стихи» (1969г.)

 

    Примеры использования Н.Рубцовым русских разговорных выражений и фольклора можно продолжать и продолжать. Приведённые фрагменты стихов Рубцова и сейчас не пропустили бы многие редакторы из-за «неправильного» (не литературного) русского языка. И только на Вологодчине, где редакторы газет про-исходили из сельских районов,  принимали стихи Рубцова (4).

 

98

8.6.  Критерии народности поэзии.

 

  Можно сформулировать подходы Н.М.Рубцова к созданию стихотворного произведения. Это можно и нужно идентифицировать как  критерии народности поэзии:

1. Подлинное старинное (т.е. национальное), оригинальное и свежее настроение.

2. Богатство переживаний автора по строфам стиха.

3. Исповедальность и искренность в создании стиха.

4. Творческий уровень, образование и целевое самообразование, знание истории Родины.  

5. Поэтические традиционно-канонические формы.

6. Нестандартные рифмы.

7. Выдержанный ритмический строй стихотворения.

8. Темы пути, малой и большой родины, поиска Истины  – вечные темы.

9. Лиризм, естественность, звучность.

10. Слова духовного, эмоционально-образного содержания и  старинные русско-славянские слова.

11. Богатство интонаций и форм по всей авторской поэзии.

12. Актуальные для общества темы, свежий символ, свежее мировоззрение.

13.  Адекватные терминам, символам и образам эпитеты и нетривиальное оригинальное сочетание  слов в строфе.

14. Песенность поэзии   автора.  Читательская  восприимчивость поэзии. 

 

    Текст на сайте "Звезда полей" с ноября 2014 года

…..........................................................................

 

 Статья № 2  (ЛИТКРИТИКА)  - 2014 год

  Духовно-смысловая  методика оценки  русской  поэзии. 

Глава 11. Юрий Кириенко-Малюгин.

 

   Система оценки поэзии должна быть корневая духовно-смысловая. Поэзия положительного потенциала, поэзия Добра и Любви, поэзия-исповедь, поэзия-предвидение вызывают сопереживание читателя, «возбуждающие» душу. Народный русский поэт Р.М.Рубцов интуитивно, на генетическом уровне записывал    стихами     народную     философию,   предвосхитил   в

 

106

атеистические годы 20-го века духовно-светское направление русской поэзии. Которое основано на понимании божественного прохождения явлений. Кроме рукотворных достижений прогресса.

     Сравнение стихотворений Николая  Рубцова и вставшей на пути народного поэта раскрепощённой «поэтессы» Л. Дербиной показывает, что Николай Рубцов являлся носителем православных идей Добра и общинности, а Людмила Дербина – языческих идей, эгоизма и эгоцентризма. Явный вампиризм «вылезает» из стихов заезжей «поэтессы». Анализ духовного содержания текстов проти-востоящих по взглядам  поэтов позволяет выявить тенденции в использовании авторами массивов слов (словарный багаж) с  положительным или отрицательным потенциалом (восприятием)

 

Раздел 1. Словарь (примерный) символов положительного потенциала

№№

П.п. Смысловые

группы Наименование традиционных символов, явлений природы, эпитетов, цветовой гаммы

1.1 Государственно-

патриотические Родина, Россия, Русь, Отчизна, село, деревня, родной город, память.

1.2 Малая родина дом, домик, околица, округа, окно, крыльцо, горница, сени, холмы, луг. 

1.3 Родовые понятия мать, отец, дети, дочь, сын, братья,  сёстры, бабушка, дедушка, и др..  

1.4 Духовно-право-славные символы Душа, Господь, Бог, ангел, святая Троица, церковь, собор, монастырь, Рождество, Крещение, Пасха, Воскресение, Вознесение, Богородица, икона, поклон, завет, молитва, уединение, успокоение, колокольный звон

1.5 Природа Река, озеро, лес,  поле, роща, бор, опушка, косогор, овраг, берёза, клён, ясень, листва, ветви, дуб, дрова, жнивьё, луг, трава, стога.

1.6 Славянские символы окру-жающей среды и бытовые Бубенцы, хороводы, масленица, гадание, венок, ямщик, сани, тройка, солнце, звезда, диво, луч, красота, дары,  грусть, напев, свадьба, жених, невеста, гости, пенье, смех, говор, костёр, баня, овин,  долина, горка

1.7 Природные явления Рассвет, закат, утро, день, вечер, ночь,

мороз, дождь, радуга, оттепель, роса,

1.8 Животный мир журавли, лебеди, аисты, лошадь, куры, жеребёнок, собака, кошка, котёнок, корова, телёнок, коза, овцы, гуси, утки

1.9 Флора цветы, ромашка, василёк, анютины глазки, лютик, роза, астры, подснежники, ландыши   

1.10 Времена года Весна, лето, осень, зима

1.11 Грибы Подберёзовик, подосиновик, маслята, белый, опята, грузди. 

1.12 Ягоды Клюква, морошка, смородина, земляника, калина, малина, брусника, черника

1.13 Святые славян-ские понятия Добро, Любовь, Надежда, Вера, дружба, Справедливость, братство.

1.14 Песенно- музыкальные песня, музыка, тальянка, балалайка,  гитара, струна, звуки, хор, поэт, строка, стихи

1.15 Эпитеты, прилагательные: неведомый, волшебный, весёлый, родимый, святой, счастливый, родной, васильковый, приветливый, небесный, таинственный, чистый, прекрасный, тихий, нежный

1.16 Световые краски Золотой, серебряный, светлый, белый, зелёный, зимний, осенний, жёлтый, красный, пшеничный, синий, голубой

1.17 Глаголы Вернуться, цвести, ликовать, играть, ехать, плыть, скакать, плясать, петь,  жалеть, обнять, наградить, уладить

1.18 Народные слова и обороты Ночевай, столь, сколь, какие здесь, разве кто, изволь, зайду давай, топ да топ, сижу себе, чем очень  (из поэзии Н.М.Рубцова).

 

   Приведённые символы  имеют древние славянские корни.  В книге   «Славянский корнеслов» президент Академии наук и адмирал А.С. Шишков ещё 200 лет назад констатировал: «Новейшие языки не могут служить нам образцом. Они по необходимости должны заимствовать слова свои из других языков; но наш древний язык не имеет в том нужды. Он может из каждого собственного корня извлекать ветви, сколько ему потребно. Вся осторожность должна  состоять в том только, чтобы знать свой язык и уметь согласно с разумом и свойствами его извлекать сии ветви…» Такой поэт, как Н.М. Рубцов, обладая словарным запасом народного русского языка, применял такие слова, не задумываясь, интуитивно, и русский читатель принимал их как свои родные. 

 

108

 

Раздел 2. Словарь (примерный) символов  отрицательного потенциала

 

№№

П.п. Смысловые группы Наименование негативных символов, явлений природы, эпитетов, цветовой гаммы

2.1 Антидуховные Люцифер, Дьявол, чёрт, Дракула, Голгофа, сатана, гордыня, ведьма, бездна, могила, забытьё,  отрава, кровь, обман                   

2.2 Природа Болото, яма, пропасть, обрыв,  волчье лыко

2.3 Животные Волк, волчата, волчица, медведь, клыки, рысь, лев, тигр, коршун, ястреб, клюв, осёл,  жеребец, кобыла 

2.4 Явления природы Ураган, вьюга, туча, метель, буря

2.5 Растения Лебеда, полынь, лопух, осока, бузина

2.6 Световые краски чёрный, болотный, синий,  гнилой, тёмный

2.7 Глаголы Рычать, кричать, разрушать, сметать, погубить, разорвать, загнать, загрызть, глотать, рвать, ломать, изменять

2.8 Эпитеты Звериный, тоскливый, необузданная, темнокровная,  мятежный, проклятый, раскалённый, враждебный, смутный, зловещий, унылый, гнилой,  ядовитый

2.9 Образы Тьмы Полночь,   око луны,   чернота,  заросли,  бурьян,  глушь, темнота

2.10 Персонажи и ситуации Дураки, быдло, безумец, идиот, как зверь, бесчинство, западня, мятеж, раздор, злость, драка, глотки, пасти

 

2.11 Жаргонные слова Блин, ок, вау, отпад, виват, бабло, чувак, гёлфренд, ксива, малява, кидать понты и др.

2.12 Иностранные термины Брифинг, тренд, мундиале, кофе-брейк, перфоманс, бутик, мутон, дилер и др. англицизмы

 

    Иностранные термины, как правило, не имеют духовного смысла и насаждаются телезрителям и читателям вольно или невольно  современными «продвинутыми».

      Охватить огромный массив слов славянского происхождения, а также русскоязычного и иностранного языкового «мусора» за 300 космополитических и 100 атеистических лет  в литературе и классифицировать их представляет собой специальную разработку.

    Представленная  духовно-смысловая методика оценки поэзии (каждого стихотворения) базируется  на  содержательности применяемых слов

 

109

в строфах. Присваивая положительный или отрицательный балл по смыслу ключевому (корневому) слову в строке (при нейтральных других) можно получить потенциал каждой строки, строфы и стихотворения в целом. Путём такой оценки выбранного массива стихов можно оценить направленность творчества поэта в целом. 

    Рассмотрим фрагменты стихотворения Н.Рубцова по данной методике:

 

Привет (+1), Россия (+1) – родина (+1) моя!

Как под твоей мне радостно (+1) листвою (+1)

И пенья нет (-1), но ясно слышу я

Незримых (+1) певчих пенье (+1) хоровое (+1)… 

   

     Итого потенциал строфы: +7.

 

Как будто ветер (-1) гнал (-1) меня по ней,

По всей земле (+1) – по сёлам и столицам!

Я сильный (+1) был, но ветер (-1) был сильней,

И я нигде не мог остановиться. (-1)   

                   

    Итого потенциал строфы: - 2. Строфа отражает негативное восприятие лирическим героем ветровой стихии.

 

Привет (+1), Россия (+1) – родина (+1) моя!

Сильнее (+1) бурь (-1), сильнее всякой воли

Любовь (+1) к твоим овинам у жнивья (+1),

Любовь (+1) к тебе, изба (+1) в лазурном поле (+1). 

 

     Итого потенциал строфы: +7.

 

    Во второй строфе Рубцов (лирический герой) даёт описание ситуации, которая не создаёт положительного отклика в душе. Фактически он рисует картину своего поражения-отступления под обстоятельствами жизни. Но поэт противопоставляет этот мини-сюжет последующим в стихотворении. И на этом контрасте, который возникает под пером Рубцова, читатель ощущает, как поэт (лирический герой) побеждает духовно силу Зла (ветер, бурю) своей радостью встречи с образами малой и большой Родины (пенье хоровое, изба, лазурное поле, овины у жнивья, любовь).  

 

110

     Рассмотрим фрагмент «стихотворения» Л. Д. (Л. Дербиной) по данной   методике:

 

Волчица (-1) я. Ты понял слишком поздно, (-1)

Какая надвигается гроза. (-1 для строки)

В твои глаза в упор глядят не звёзды (-1),

А раскалённые (-1) мои глаза.      

                Итого:  - 5.

 

Железной (-1) шерстью дыбится (-1) загривок,

И нет сомненья ни в одном глазу, (-1 для строки)

Как я свою соперницу игриво, (-1 для строки)

Почуяв, загону (-1) и загрызу (-1).              Итого:  - 6.

 

   В отдельных случаях и народный поэт может написать стихотворение с использованием большинства слов отрицательного потенциала для отражения  отрицатеьных явлений и впечатлений. Но это будет исключение в его творчестве, особенно если он находится в материальном и/или духовном тупике. Рубцов, как правило, на светлых тонах (с надеждой) или с поиском смысла для читателя заканчивал свои стихотворения.

    У поэтов духовного государственно-патриотического направления есть стихи на уровне предвидения и пророчества. У Рубцова таким стихотворением является  «Русский огонёк». Начало стихотворения сразу создаёт ощущение тревоги, применяемые слова в строках несут настораживающий (отрицательный)  потенциал восприятия («томительный мороз»,   «снега оцепенели», «небо тёмное», «глушь», «в мёртвом поле»). И вдруг следует надежда на спасение от Рубцова:

 

Вдруг тихий свет (пригрезившийся, что ли?)

Мелькнул в пустыне, как сторожевой…

 

   И далее по строфам наблюдаются непрерывные повороты восприятия.

        Отрицательные: «Как много жёлтых снимков на Руси», «Огнём,

 

111

враждой земля полным полна», «Будет ли война?», «Ведь всем не угодишь», «Она смотрела, как глухонемая».

    Положительные: «Дай Бог, дай Бог…», «Господь с тобой! Мы денег не берём!».

    И затем следует заповедь Рубцова (автором даны понятия с большой буквы):

 

За всё Добро расплатимся Добром!

За всю Любовь расплатимся Любовью!

 

    Во многих изданиях «добро» и «любовь» пишутся со строчной буквы. Но поэт говорит: – Не надо за Добро расплачиваться Злом! Это высший смысл. Рубцов выразил библейскую заповедь: «Возлюби ближнего, как самого себя!» Поэт заканчивает стихотворение благодарностью русскому огоньку, который фактически как маяк светит путнику в поле бездорожном.

    Можно часто встретить  графоманские стихи патриотической направленности.    Графоманские лозунговые шаблонные строки надо оценивать отрицательными значениями. В целом такие стихи ничего не дают  ни уму, ни сердцу.

    Особняком стоят песенные тексты. Низкий уровень поэзии завуалирован часто мелодичной музыкой, а на концертах – дизайнерским оформлением сцены, световыми и шумовыми эффектами. Но тексты часто носят эгоистический характер. Широко применяется эффект узнавания жизненной ситуации: аэродром, улица, асфальт, звонок, телефон, машина, вокзал, ночь, бар, бокал вина, артист, подруга. Об этом уже не раз писали критики духовной ориентации.

 

112

     Исходя из вышеизложенного,  можно сформулировать, что является основным при создании стихотворного произведения на русском языке (базовые критерии поэзии):

   1. Использование словарного богатства русского языка, особенно слов духовного, эмоционально-образного содержания при отражении любой темы.

  2. Отражение в поэзии светлых духовных тем, отражение  негативных и положительных тенденций в обществе и подлинных оригинальных (незаимствованных) настроений. Что вызывает сопереживание читателя, ответную реакцию.

  3. Применение выдержанных поэтических форм и ритма, нестандартных, но созвучных русскому языку рифм, свежих мыслей, образов, символов, эпитетов и оригинальных слов в контексте национальных основ языка.

    Формализовать, то есть математическими методами отразить духовность отдельно взятых стихотворений и поэзии в целом, представляется возможным.

    Принципы духовно-смысловой методики оценки стихотворения и поэзии:

1. Проводится оценка заложенных поэтом светлых ассоциаций (положительных эмоций) или тёмных (отрицательных эмоций) для каждой строки каждой строфы по смыслу. Наличие слов с  положительным или отрицательным потенциалом позволяет уточнить направленность строки.

 2.Проводится оценка духовности/бездуховности каждой строфы

по потенциалу всех строк.

3. Заключительная строка для строфы является определяющей для оценки положительного или отрицательного восприятия смысла  данной строфы.

4.Заключительная строфа стихотворения является определяющей для выявления духовности или бездуховности произведения в целом.

5.Творческий уровень народного по принципам Добра, Любви и Справедливости произведения определяется при соблюдении основных требований по ритму, рифмам, образам, свежести и нестандартности  подачи известной темы и  т.д.

   Духовно-смысловая методика позволит объективно оценить творческую позицию автора, формализовать оценку народности поэзии автора.

  

Прим. Текст на сайте "Звезда полей" с ноября 2014 года.

            Как статья опубликована на сайте журнала "Москва" в декабре 2017 года в рамках литконкурса  

.......................................

Статья № 3.  (ЛИТКРИТИКА)    (Наш современник № 5, 2022)        

 

НИНА ЯГОДИНЦЕВА.  СУЩЕСТВУЮТ ЛИ КРИТЕРИИ ОЦЕНКИ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ПРОИЗВЕДЕНИЯ?

 

Оперативный инструментарий

В большинстве современных литературных дискуссий попытки объективной оценки качества художественного текста, пройдя долгий извилистый путь аргументации, в одних случаях сводятся к зыбкому, но категоричному выводу “понравилось” — “не понравилось”, в других — к не менее категоричному, но и не более определённому “это настоящая литература” — “это не литература вообще”. Между обозначенными двумя полюсами, конечно, размещается масса нюансов, но так или иначе их диапазон оказывается определён — в первом случае слишком конкретно, во втором — слишком размыто.

Многие же авторы, со своей стороны, уже привыкли мгновенно выводить из себя любого редактора или члена экспертного совета, заглядывая в глаза и огорчённо-сочувственно вопрошая по поводу своего произведения: “Значит, вам не понравилось, да?” Понятно, что такая постановка вопроса не допускает даже самой вероятности профессионального подхода к тексту и нерадивому автору однозначно выгодна, ведь она легко оправдывает его неудачи недостаточно тонким вкусом тех, кто принимает решения о публикации или присуждении премии. А как удобно пользоваться этим приёмом! Некоторые авторы даже обращаются в суд — не получив профессионального признания своей как минимум литературной состоятельности, как максимум — писательской гениальности, мытьём и катаньем добиваются признания юридического. И такое происходит всё чаще.

Порой и призадумаешься: вот ведь насколько хорошо филологам! Они практически любой текст должны воспринимать как объективную данность, подлежащую изучению. Они просто обязаны найти там стиль, форму, сюжет, приёмы и много чего ещё — иначе какие же они филологи? А критикам или, того хуже, творческим педагогам-практикам, руководителям литературных семинаров приходится в каждом конкретном случае оценку текста как художественного или нехудожественного (или же — в какой степени художественного?) обосновывать аргументами, и тут уже каждый ухищряется как может.

Давно и очевидно необходима достаточно стройная система критериев оценки художественного текста, причём она не может быть прокрустовым ложем губительных для живой литературы правил — скорее, речь должна идти о гибкой системе оценок, базирующейся на определённых принципах и учитывающей многоуровневую сложность художественного текста в целом, а также, безусловно, наличие новизны или индивидуальных особенностей авторского стиля. Обратим внимание на ключевое слово этого абзаца — “принципы”. Если собственно критерий (в переводе с древнегреческого — средство суждения, мерило) — правило принятия решения по оценке чего-либо на соответствие предъявленным требованиям или мере, то принципы (в переводе с латинского — основа, первоначало) — правила поведения, следование которым даёт возможность наилучшим образом достигать поставленных целей. Руководствуясь принципами (правилами поведения), возможно, нам удастся выстроить гибкую систему критериев (правил принятия решений) для такой сложной материи, как художественный текст.

Система критериев, о которой мы сегодня будем говорить, достаточно разработана в русской критике, но, может быть, недостаточно структурирована, сведена в целое именно как система. Возможно, потому, что литературная ситуация ещё не доходила до таких крайностей, как сегодня, из вертикально-иерархической структуры не превращалась в горизонтально-сетевую, не утрачивала в массовом понимании различий между низким и высоким, личным и общественно значимым, собственно творчеством и элементарным самовыражением. Поэтому свою задачу мы видим не в том, чтобы эти критерии попытаться так или иначе навязать. Мы попробуем представить их именно как иерархически выстроенную систему, позволяющую гибко подходить к оценке литературных текстов различной степени мастерства и сложности — и, разумеется, разных форм и жанров.

Принципы, из которых мы исходим, довольно просты. Первый из них — самоценная индивидуальность авторского сознания. Второй — иерархичность: искусство иерархично по своей природе, искусство слова — тем более: ведь его магистральная задача состоит в нравственной оценке реальности и формировании иерархии смыслов и ценностей. И, наконец, третий — конкретная духовная функциональность литературы, с которой всё время возникают какие-то проблемы: то литература что-то кому-то должна (развлекать как минимум, воспевать как максимум), то она вообще никому ничего не должна (и тогда это исключительно средство самовыражения). По модулю (абсолютному значению) литература — форма массовой духовной практики, развивающей и совершенствующей личность (начиная с самого автора, решающего нравственные задачи своего сюжета).

 

1. Степень лексической свободы

Начальный, самый простой и понятный критерий для определения ценности произведения художественной литературы — степень лексической свободы автора. Данное понятие мы позаимствовали из работ поэта и литературоведа, доктора филологических наук из Екатеринбурга Ю. В. Казарина и используем здесь в прикладном аспекте. Язык — материал, из которого создаётся произведение, и от того, насколько автор владеет этим материалом, в огромной степени будет зависеть самостоятельность и полнота высказывания.

Сама формулировка критерия даёт нам целый диапазон возможных оценок художественного текста. Обозначим крайние точки диапазона:

как минимум — это свобода языка произведения от речевых и образных штампов;

как максимум — наличие своего собственного художественного языка, характеризующегося не только определёнными лексическими и стилистическими предпочтениями, но и эмоционально-смысловой насыщенностью каждого слова. Эта насыщенность делает каждое слово не просто написанным или сказанным — оно становится действенным в рамках сюжета.

Разумеется, если язык произведения состоит преимущественно из речевых и образных штампов, речь о литературе не может идти вообще. Таким образом, в практике от литературы отсекается огромный пласт текстов — “буковок, собранных группками”, в котором бесконечно перелопачиваются и в итоге стираются в пыль отживающие речевые формы и глубже — смыслы.

Критерий “степень лексической свободы” может оперативно использоваться в литературно-творческой педагогике: для начинающего автора путь от использования штампов к обретению собственного языка обозначается в качестве цели достаточно определённо.

Если речь идёт об экспертной работе, необходимо учитывать возрастной принцип:

в детских литературных конкурсах оценивается словарный запас ребёнка и умение формулировать мысли и чувства; у молодёжи основное внимание обращается на степень самостоятельности художественной речи и степень языковой индивидуальности;

у тех, кто обладает профессиональным статусом или претендует на него, оценивается эмоционально-смысловая насыщенность лексики (степень действенности слова), которая в полной мере возможна только при высокой лексической свободе, когда, собственно, только и становится возможным уникальный, индивидуальный авторский язык прозаика или поэта.

И здесь есть очень важный нюанс. Определяющим в границах данного критерия является не количество слов, которые использует автор, а именно их эмоционально-смысловая насыщенность. Сегодня бытует огромное количество вроде бы филологически грамотных текстов со слишком свободной, “разболтанной” лексикой. Автор может знать сколь угодно слов литературного и разговорного пластов, архаики и неологизмов, терминологии и сленга, но если он не умеет использовать эти слова так, чтобы они работали, вносили в текст нужный смысл и задавали ему необходимое движение — никакого резона в этой свободе нет; наоборот, она действует расшатывающе и даже разрушающе.

В завершение описания первого критерия нужно с горечью признать: огромная масса пишущих занята сугубо тем, что, пытаясь выразить себя, просто перебрасывает с листа на лист, а порой и из книги в книгу штампы (по известному совету: бери больше, кидай дальше, пока летит — отдыхай). Поскольку мы принципиально не приводим конкретные примеры разбора художественных текстов (для того чтобы это сделать достаточно полно, нужна как минимум монография, мы же ограничиваемся здесь только принципами и критериями), проиллюстрируем утверждение фактом из обширной экспертной практики. По первому критерию отсеивается обычно 75 — 85 процентов работ любого открытого литературного конкурса.

 

2. Конструктивный уровень текста

Следующий критерий находится иерархически выше первого — это уже оценка более сложной структуры текста. Если на первом уровне мы оценивали материал, из которого создаётся текст, то на втором — степень конструктивности (сложности и точности словесной конструкции). Обозначим границы диапазона:

минимум — логика, мотивация, завершённость сюжета лирического или событийного;

максимум — умение выстраивать глубокую логику характеров и событий и разворачивать сюжет сообразно с ней.

Для прозы и драматургии — это умение автора выстроить психологию героев, мотивацию их поступков и, собственно, сам сюжет. В поэтическом тексте — создание стройной образной системы стихотворения. Как правило, если у автора отсутствует свой собственный художественный язык, на уровне конструкций он будет уже практически беспомощен и, даже придумав более-менее достойный сюжет, просто не сможет его должным образом воплотить.

При работе с данным критерием необходимо иметь в виду, что система штампов тоже иерархична, и если на первом уровне оценки мы фиксируем словесно-образные штампы (пишу, как все), то на втором (конструктивном) — штампы ментальные (думаю, как все — в отношении психологии героев, мотивации поступков, законов разворачивания сюжета). В стихах в данном случае воспроизводятся привычные модели лирического повествования или переживания, используются различного рода ударные концовки, поэтическое морализаторство и пр.

Данный критерий оценки также используется в литературно-творческой педагогике: начинающему автору предстоит осваивать ключевые элементы конструкции (психология — мотивация — сюжет) и их глубокую взаимосвязь, взаимозависимость. В результате учёбы формируются индивидуальное видение и понимание системы взаимосвязей реальности, способность воссоздавать её в уникальных конфигурациях как в прозе, так и в поэзии.

Если же речь идёт об экспертной работе:

в детских литературных конкурсах оцениваются степень связности и завершённости сюжета, элементарная логика;

у молодёжи внимание сосредоточиваем на мотивации поступков героев и логике поэтического состояния, лирического переживания; во “взрослых” литературных конкурсах обращаем внимание в первую очередь на сам сюжет. Литературный сюжет в произведении развивается не просто по желанию автора: “я хочу, чтобы все герои переженились и были счастливы”, или наоборот, “чтобы все перестрелялись и утопились”. Сюжет развивается по своим собственным законам и определяется не столько прямым желанием автора рассказать историю (а вот здесь широчайший простор для ментальных штампов!), сколько исследованием развития характеров героев в их взаимодействии в определённых обстоятельствах. Так реализуется уникальная авторская манера, или стиль конструирования реальности.

Если автор не учитывает логику развития характеров или событий, в тексте это очень заметно. Когда прозаику очень надо, чтобы всё завершилось, как задумано, он буквально начинает тащить за собой отчаянно сопротивляющийся сюжет. Художественное произведение, — в первую очередь, исследование жизни, в каком бы масштабе — этюда или эпопеи — мы ни работали. Но следовать логике развития сюжета возможно, только если автор свободно владеет всеми элементами конструкции текста. В стихах часто случается наоборот: срабатывает ритмико-мелодическая инерция речи — и вот уже текст волочит за собой автора, с той разницей, что в поэзии автор не сопротивляется, а с удовольствием воспроизводит километраж не вполне осмысленных строк.

Определяющим художественную ценность произведения неизменно остаётся талант моделировать художественную реальность, анализируя и концентрируя (тот самый “магический кристалл”, о котором говорил Пушкин!) реальность окружающую. И здесь также обнаруживается нюанс, точнее, противоположный полюс критерия: буйство отвязанной авторской фантазии, способность бесконечно выдумывать героев, обстоятельства, невероятные виражи сюжета. Сегодня сформировался особенный литературный жанр — фэнтези, умножающее в сознании параллельные реальности и тем самым уводящее из реальности той, в пределах которой мы существуем и задачи которой решаем. Если фантастика так или иначе проектирует будущее, то вольное (и даже фривольное — в литературном смысле) фэнтези его просто уводит в сторону (точнее, в разные стороны) и в конечном итоге перемалывает в ничто, в пустые фантазии.

Поскольку конструкции текста — критерий более сложный, в результате экспертной оценки с его применением в работе жюри может остаться до 5 процентов от общего числа конкурсных произведений. И это означает, что в большинстве произведений рекомбинируются ментальные штампы. С горечью заметим, что в последние лет десять именно по набору ментальных штампов в литературной среде сформировалась система распознавания “свой-чужой” — причём это характерно как для традиционного, так и для либерального литературных кругов. Такая система не имеет отношения к таланту автора или художественной ценности произведения, она, скорее, говорит о состоянии литературы в целом, о степени её способности генерировать новые смыслы и распознавать их

 

3. Сверхзадача произведения

 

Ну и, наконец, третий критерий — разумеется, иерархически стоящий выше названных прежде. Это степень актуальности и сложности авторской сверхзадачи. Здесь всё, как в нормальной духовной практике: чем сложнее сверхзадача, тем важнее для литературы данный художественный опыт. Только на этом уровне мы ведём разговор собственно о литературе. И здесь самая сложная часть экспертной работы, потому что на оценку невольно влияют особенности мировоззрения экспертов, их личные предпочтения и пр. Но и тут есть вполне определённые ориентиры.

Нижняя граница — простое описание событий реальности (в поэзии — лирических состояний), “чтобы запечатлеть”.

Верхняя граница — стремление выразить невыразимое, и нужно помнить, что в этой попытке автор всегда неизбежно терпит поражение, но по масштабу этого поражения определяется, собственно, масштаб таланта...

Что касается актуальности — здесь имеется в виду способность автора реагировать на духовный запрос общества, культурную конъюнктуру, зачастую не сформулированную ещё словами (не путать с конъюнктурой рыночной, определяемой примитивным спросом).

По большому счёту, разговор о литературе начинается только с третьего критерия оценки. Всё, что до него, — графомания или школа. Но и на этом уровне возможно столкнуться с проблемой штампов, только теперь это уже штампы авторские — когда автор от произведения к произведению воспроизводит сам себя: набор удачных образов, тем, приёмов, лирических сюжетов, порой в прозе даже герои и сюжеты у одного автора крутятся одни и те же.

В литературно-творческой педагогике вектор учёбы, постепенного усложнения сверхзадачи идёт от простого изображения реальности к осознанному и глубокому моделированию её в рамках нравственной проблематики.

В экспертной работе работают следующие нюансы:

в детских произведениях, как ни парадоксально это выглядит, умение отобразить реальность оценивается выше, чем стремление её моделировать, поскольку умение видеть на данном этапе развития личности более продуктивно, чем отвлечённые от реальности умозрительные картинки. Здесь драгоценна эмпатия как осознанное сопереживание;

для молодых авторов определяющим становится нравственное отношение к реальности, выбор и оценка той или иной принципиальной модели события с ней (принятие — отрицание, соучастие — отторжение, созидание — разрушение);

в работах профессионального уровня на первый план выходят степень сложности и актуальности сверхзадачи и нравственные основания произведения.

Что определяет степень сложности и актуальности сверхзадачи? Определённый опыт — житейский и духовный, определённая психическая пластичность, отзывчивость: то есть ты, автор, — одновременно два, три (и более) взаимодействующих героя. И это не управляемая шизофрения, а прямо противоположная ей способность к глубокой эмпатии. Умение поставить себя на место другого человека, своего героя (многих своих героев). Пережить за каждого и сказать за всех.

Писатель — всегда! — тот, кто говорит за многих, кому дано говорить за безгласных. И чем больше количество людей, за которых он может сказать, чем глубже способен отобразить внутреннюю вселенную человека, тем более сложную сверхзадачу он решает...

Сверхзадача всегда несёт в себе нравственную основу. Она определяет, доказывает, утверждает или развенчивает определённые ценностные основания переживаний, выбора, поступков героев.

Именно на уровне сверхзадачи достаточно отчётливо проявляется поляризация современной литературы: произведения, тем или иным способом утверждающие нравственные основания события человека с миром или отвергающие их. И здесь — на нравственном основании — проходит граница между литературой и антилитературой. Едва ли какой-то из современных антилитераторов рискнёт (особенно сегодня!) открыто провозглашать безнравственные или антинравственные основания своего творчества, скорее, здесь мы будем иметь дело с тщательной маскировкой, разрушением иерархии, пробуждением сочувствия к различного рода психическим аберрациям, но нужно иметь в виду, что если система ценностей включает в себя хотя бы один значимый элемент антисистемы, становится неизбежной нравственная аннигиляция, то есть прямое тотальное разрушение базовой системы.

 

В качестве заключения

Мир меняется стремительно. Если разрушение литературной иерархии и превращение её в литературную сеть шло долго и достаточно сложно, мучительно из-за понимания неестественности процесса, то воссоздание её в экстремальных исторических обстоятельствах должно произойти практически мгновенно, поскольку литература из приятного времяпрепровождения или, жёстче сказать, полупраздной тусовки, из коммерческих проектов для одних и развлечения для других превращается в суровый духовный труд построения жизнеспособных смыслов в экстремальной ситуации. То есть, собственно, она возвращается к выполнению своей главной общественной задачи.

Данная система критериев оценки, достаточно гибкая для того, чтобы оценить и новизну, и индивидуальность писательского таланта, показывает, чем отличается литература от нелитературы и антилитературы, которым места в наступающей суровой эпохе просто нет.

................................................................................

 

Статья №4   (ЛИТКРИТИКА)         сайт "росписатель" январь 2023 г. .

Сергей ХОМУТОВ (Рыбинск, Ярославская обл.)   

                                               сайт "росписатель" январь 2023 г. 

 

    Летом прошлого года перед Всероссийским Совещанием молодых литераторов «в Химках» его экспертами и участниками был начат на «Российском писателе» важный разговор о критериях художественной литературы. Тогда своё виденье представили Мария Четверикова, Юрий Фофин, Дарья Тоцкая, Роман Круглов, Евгений Рыжов, Нина Ягодинцева: 

И хотя формулировка темы в каком-то смысле провокационна, потому что едва ли «критерии» могут быть сформулированы с математической точностью. Однако разговор о них и попытка облечь в слова то, что можно почувствовать лишь интуитивно, кажется невероятно своевременным.

Перед Съездом Союза писателей России на базе Московского государственного института культуры соберутся члены Комиссии по работе с молодыми литераторами СПР. И в любом случае вопрос о критериях будет поднят снова. Предлагаем вниманию читателям «Российского писателя» статью поэта Сергея Хомутова на эту тему

 

Продолжение разговора о главном

 

ТАЛАНТ И ПРОФЕССИОНАЛИЗМ

 

Когда я только начинал что-то сочинять и впервые появился в литературном сообществе, которым было ЛИТО при редакции городской газеты, услышал два значимых для меня слова: способности и талант. Речь о профессионализме не шла, поскольку подразумевалось, что если человек пройдет путь до Союза писателей СССР, он становится профессионалом. Профессия писателя была в перечне других, причем одной из самых престижных. Теперь, несмотря на то, что профессия упразднена, постоянно идет речь о профессионализме. В общем, это естественно – желающих писать надо учить, давать необходимые  знания.

 

В то время, если не обнаруживали у автора необходимых литературных способностей, просто говорили, мол, сочиняйте для себя, ведь не все же певцы и танцоры требуют выхода на большую сцену. А кто не мог не писать, продолжали заниматься в литературных объединениях, кружках, тоже совершенствовались и порой добивались успеха. Литературный всеобуч зародился при Советской власти, когда потребовались писательские кадры для страны, пережившей гражданскую войну, даже состоялся призыв в литературу. Сейчас  молодые авторы сами идут сотнями и тысячами на это поприще, иногда не имея никаких предпосылок для воплощения себя по-настоящему в творчестве. Но пишут и даже печатаются, поскольку их учат на многих семинарах. Профессионализм приобретается. Научить рифмовать – дело не хитрое. К этому лирическому отступлению стоит отнестись внимательно.

 

О СОХРАНЕНИИ ТРАДИЦИИ

 

В разговоре о современной литературе невозможно обойти проблему сохранения традиции. И здесь, естественно, возникает тема ТРАДИЦИЯ И НОВАТОРСТВО. Уход от традиционных ценностей в молодежной литературе сейчас заметен, но не только молодые поэты виноваты в том, – им такие взгляды навязали. Можно бы это назвать болезнью уже двух поколений, рождения от конца 1980-х до нулевых годов. Один из симптомов болезни – уход в стихах от собственной личности. По словам Александра Блока: «…поэты интересны тем, чем они отличаются друг от друга, а не тем, чем они подобны друг другу». В «Поэтическом словаре» А. Квятковского читаем: «В лирике находят воплощения самые глубокие и задушевные переживания поэта как личности, осознавшей себя и свое отношение к обществу и миру в целом». Г. Гегель писал в «Эстетике», что «в центре лирической поэзии должен стоять поэтический конкретный субъект, поэт, он и составляет настоящее содержание лирической поэзии…». Есенин заканчивает свою краткую автобиографию «О себе» словами: «Что касается остальных автобиографических сведений, они в моих стихах». А если поэта нет в стихах, получается, что многие молодые практически одинаковы.

 

Конечно, раньше поэт считался значимой фигурой в обществе, теперь былое величие исчезло, и сказать, как Пушкин: «Я памятник себе воздвиг нерукотворный, к нему не зарастет народная тропа», – едва ли кто-то решится. Как Есенин, поговорить с Пушкиным: «Но обреченный на гоненье, еще я долго буду петь, Чтоб и мое степное пенье, Сумело бронзой прозвенеть» – тоже наивно. И все-таки надо искать поэзию в своей душе, своих переживаниях, а не уходить в непонятную заумь. Но можно объяснить нежелание автора открыться, высказать свои мысли, взгляд на окружающую действительность, свое мировоззрение тем, что слишком бледные биографии, судьбы, сказать нечего. Да и познания невелики. Связано это и с боязнью сказать что-то не то и не так. Могут посмеяться в лучшем случае, а может быть и хуже.

 

Подобное творчество, к сожалению, поощряется и некоторыми литературными наставниками, которые тоже себя писать не стремятся, поскольку запутались в своей сущности и хотят запутать других, чтобы выглядеть красиво. Лирический герой может отличаться от автора в чем-то. Но сочинять себя и преподносить таким окружающей его молодежи едва ли стоит, поскольку это фактически обман аудитории. Те, кто осознали себя служителями Музы, не боятся открытости. Даже иногда их слишком заносит туда, куда и не надо бы: в постельные сцены, прославлении пьянства, каких-то проявлений не слишком характерных даже для самого автора, просто кажущихся яркими, на самом же деле это не так.

 

О традиции в разном плане пишут многие, в том числе поэт и критик Елизавета Мартынова в статье «Традиция как выбор». Она приводит в числе прочего высказывание поэта Евгения Винокурова: «Чтобы быть традиционным, нужен талант, нужна сила. Нужна мощь, нужна творческая дерзость, чтобы подключиться к традиции… Традиция – это не чулан с устаревшими вещами, ветошью и рухлядью. Традиция – это лучшее, что отстоялось, это всё живое, что осталось жить для нас…». Но меня больше волнуют высказывания не тех, кто за традицию, а тех, кто пытается призывать к разрушению традиционных ценностей в литературе.

 

Первое, что попытались разрушить в постсоветское время, –  смысловую основу стиха, превратить стихотворение, где отдельные детали и образы объединяются в единый образ, то есть обретают смысл, в набор отдельных образов, не связанных ничем друг с другом. И чем несуразнее, тем им кажется свежее, оригинальнее. Ведь бред сумасшедшего тоже интересен, в нем есть отрывочные парадоксальные мысли. А соединение отдельных деталей и образов в единый образ и есть самое сложное. Но зачем, если можно подвести базу подо всё, что угодно, говоря, мол, я так вижу,  представляю. Но если бы действительно картина создавалась, но ее-то как раз и нет, есть только осколки, наброски. Когда воспринимаешь на слух, образы  впечатляют, но при чтении стихотворения глазами, понять смысл невозможно.

 

Второе, что стараются упразднить, – это силлабо-тоническую систему, которая подразумевает наличие размеров, ритма в чередовании ударных и безударных слогов, то есть  определенную форму. Изживем силлабо-тонику, и всё будет прекрасно: одна строка – трехстопный ямб, другая – пятистопный, или вообще одна – ямб, другая – хорей. Но в итоге потеря формы грозить потерей энергии, заключенной в этой форме. Я уже где-то приводил пример, что вода может быть налита в красивый сосуд, может в простую банку, а может быть просто разлита по плоскости, превратившись в лужу. Все-таки в прошлом веке форме уделяли большое внимание и упрекали за однообразие стихов, как, впрочем, и за многое другое: бедные рифмы, нарушение ритма, построения строфы. И неплохо бы сначала освоить написание в размерах, тем более, что диапазон здесь невероятно велик, а потом уже экспериментировать, если захочется. 

 

Но последнее разрушение, уже всего остального, так называемый верлибр. Не прививается он на русской почве, не ложится на традиционное сознание. Есть мастера, которые способны увлечь читателя подобными сочинениями, но для этого нужен особый талант. Здесь уже от силлабо-тонического стиха вообще ничего не остается: ни ритма, ни размера, и рифма не нужна. Одни образы, но ведь они существуют и в прозе. А у нынешних молодых получается  проза явная, поскольку ни глубоких мыслей, ни ярких образов в их «стихах» не найдешь. Случаются тексты, которые требуют свободного изложения, но пытаться всё вгонять в форму верлибра просто неприемлемо.

 

Разрушение одной системы все-таки предполагает создание другой. А разве кто-то пытается ее создать. Удобней жить без всяких систем,  существовать в поэтическом гуляй-поле. Но  законы рождения произведения, о чем писали наши теоретики, не отменить. Стихотворение рождается от переживания, которое воплощается в содержании и передается через слово. Исключить содержание невозможно, оно может быть в разном виде: более конкретное, менее конкретное, с большой долей ассоциативности, но если его нет, что передавать – пустоту? Ссылается автор на то, что его просто не понимают. Хотел он сказать то-то и то-то, но, к сожалению, замысел остался в голове. Или с ассоциациями перестарался, ведь у ассоциативности тоже есть предел. Когда поэт уходит за эту грань, понять уже действительно невозможно, что он хотел сказать. На извилистом пути от переживания до воплощения на бумаге последнее самое сложное. Это относится именно к обретению профессионализма.

 

Лет 10 назад в нашей области случился конфликт по поводу призыва одного литературоведа либерального направления убрать из журнала всю социальность. То есть и Некрасов устарел, да и Пушкин с Лермонтовым отчасти. И это в России, где социальные проблемы всегда были наиболее ощутимыми. Тогда всё закончилось, как должно быть, правда,  после и журнал почил, поскольку с таким направлением он был неприемлем. Но, желание превратить поэзию в игру слов (кто красивей состряпает, тот и гений) осталось.

 

ТЕПЕРЬ О ПРОФЕССИОНАЛИЗМЕ

 

Эта тема лежит ближе к поверхности, она перезрела и может отпасть совсем, поскольку без обозначенных критериев, грядет  поголовная утрата понимания, что же такое поэзия. Когда автор только в начале пути, по причине своей незрелости, он считает, что сочинять стихи может каждый. Но сколько написано трудов по теории стихосложения, сколько споров вокруг поэзии, сколько исследований творчества наших великих поэтов. Создание систем стихосложения тоже не случайно: и тонической, и силлабо-тонической. Только множество нынешних молодых поэтов начинает с ущербной практики и продолжают, не углубляясь в теорию. Есть и такие, которые пытаются изучать, но ищут то, что можно ухватить для оправдания своего «творчества». К счастью, существуют и третьи, те, кто упорно вбирают опыт русской поэзии и учатся на примерах наших классиков. Каковы же эти критерии были, и что изменилось сейчас?

 

Начать стоит с одного из определений, что такое художественная литература, из «Словаря литературоведческих терминов»: «Литература представляет собой вид искусства, которому в наибольшей мере доступно многомерное и историческое, в широком смысле этого слова, осмысление действительности, восприятие и изображение ее как процесса». Поэзией по вышеуказанному словарю называют «художественное творчество в стихах». А стих: «…система речи, обладающая, в отличие от прозы, той или иной последовательно проводимой симметричностью звучания». 

 

Обратимся по этому поводу к нашим  крупнейшим теоретикам и поэтам. Вот Ю.М. Лотман («О поэтах и поэзии», Издательство «Искусство – СПБ», составление, 1996 г.): «Единство стиха проявляется на метрическом, интонационном, синтаксическом и смысловом уровнях» (глава «Стих как единство»). Продолжим по этой же книге. Глава «О «плохой» и «хорошей» поэзии», очень важная для понимания поэтического творчества: «Понятие «плохой» и «хорошей» поэзии принадлежит к наиболее личным, субъективным и, следовательно, вызывающим наибольшие споры категориям <…> «Хорошо» сочинять стихи и «правильно» их сочинять – вещи различные, иногда сближающиеся, а иногда расходящиеся, и очень далеко <…>Хорошо писать стихи – писать одновременно и правильно, и неправильно.<…> Плохие стихи – стихи не несущие информации или несущие ее в слишком малой мере. Но информация возникает лишь тогда, когда текст не угадывается наперед. Следовательно<…> отношение «поэт – читатель» – всегда напряжение и борьба. Читатель <…>начинает с ожиданий, вызванных предшествующим художественным и жизненным опытом <…>. Писатель принимает условия борьбы. <…> Но если наши ожидания начнут сбываться одно за другим, текст окажется пустым в информационном отношении. Из этого вывод: хорошие стихи, стихи, несущие поэтическую информацию, – это стихи, в которых все элементы ожидаемы и неожиданны одновременно. Нарушение первого принципа сделает текст бессмысленным, второй – тривиальным».

 

Ахматова строчками: «Когда б вы знали из какого сора Растут стихи, не ведая стыда…» имела в виду, конечно, не мусор, а тем более не отсутствие всего. Это жизнь, которая рождает чувства, ассоциации, мысли. Об этом уже сказано выше. В главе «Стих и лирический герой» своей книги    «Слово в стихе» (Издательство «Советский писатель», 1982) крупнейший теоретик Л.И. Тимофеев так разъясняет это: «Говоря об образе-переживании как основе лирического стихотворения, мы должны помнить, что переживание есть не что иное, как состояние человеческого характера. Своеобразие лирики, по сути дела, состоит в том, что, в отличие от эпоса и драмы, она рисует не законченные человеческие характеры, а их отдельные состояния, в достаточной мере весомые и значимые». Все выдумки будут убоги, фальшивы, неестественны, если не будет в стихотворении наполнения образами и деталями, то есть содержания. 

 

О ЯЗЫКЕ ПОЭЗИИ

 

О языке говорили всегда, со времен возникновения поэзии и прозы. Язык – это материал, из которого создается литературное произведение. И раньше изучением языка занимались многие ученые, и сейчас исследуют, что изменилось за постсоветские годы. Но нас интересует не просто язык, а язык в совокупности с другими элементами создания поэтических произведений. Разговор начала поэт Нина Ягодинцева в статье «Существуют ли критерии оценки художественного произведения?». Можно только дополнить его, поскольку тема эта неисчерпаемая. Язык это: «Система фонетических, лексических и грамматических средств, являющаяся орудием выражения мыслей, чувств <…>. Язык образует органическое единство с мышлением, так как одно без другого не существует» (Д.Э. Розенталь, М.А. Теленкова «Словарь-справочник лингвистических терминов» (Издательство «Просвещение», 1985).

 

Бедным, стертым языком трудно передать содержание так, что оно затронет читателя. Конечно, лексических и ментальных штампов (их-то уж точно), на чем сосредоточила внимание Нина Ягодинцева, надо избегать. Но есть авторы грамотные, освоившие филологию до той степени, что все их тексты становятся мертвыми. Обратимся еще к одной книге «Воспоминания о Н. Заболоцком» («Советский писатель», 1984). Выдающийся поэт прошел путь от ерничества обэриутов до классической строгости. Вот какие слова, сказанные  Заболоцким в беседе, вспоминает киносценарист и драматург Сергей Ермолинский: «В дистиллированной воде рыба не ловится. Она ловится в глубинах и таинственных заводях, в бурных потоках  <…> Стихи тоже не «ловятся» в дистиллированной воде, они требуют подспудных кипений, из которых рождаются бури, они требуют накаленной тишины, которая завершается обвалом».

 

В той же книге поэт Яков Хелемский рассуждает о роли прилагательного в стихотворении, приводя слова другого поэта и литературоведа Льва Озерова из статьи «Ода эпитету»: «Скажи мне, какой у тебя эпитет, и я скажу, кто ты». Хелемский был согласен с этим. Но вот что он пишет: «…Всё же что-то меня беспокоило. Я взял с полки том Заболоцкого<…> И тут же нашел «золотого зарева пятно», «вина золотая струя», а Дальше – Боже мой! Снега у него седые, дева – светлоокая, чаща – темная, небо – синее, друзья – верные», приводит и другие определения, которые можно назвать штампами. И это в лучших стихах Заболоцкого, признанных классикой. «Значит, обаяние Заболоцкого таково, что сознательной «вторичности» мы просто не замечаем. Как не замечаем у великих поэтов глагольную рифму. Интонация стиха, напряжение мысли таковы, что эпитеты, казалось бы, давно и безнадежно отслужившие свой срок, кажутся нам прекрасными, сегодняшними, только что найденными. Наваждение, волшебство! Но, может быть, в этом и заключена суть поэтического искусства?»

 

Это я, конечно, понял и раньше, только искал обоснование своим мыслям, подтверждение в стихах и находил у Блока, Есенина, других известных поэтов.  Слова не существуют отдельно, они соединяются мыслью, из них рождаются образы, что и является главным в стихотворении. Где-то мысль,  берет на себя всё, где-то яркий образ. Последней загадкой были самые известные стихи Рубцова. Отношение к ним у разных читателей разное, хоть поэт является одним из самых читаемых. Здесь открывается разница между рубцовскими словами-символами, вызывающими глубокие ассоциации, и словесным набором многих молодых поэтов, которые любят описывать всё подряд, что близко читателю в быту, рождая не ассоциации, а только воспоминания о чем-то, увиденном когда-то.

 

Если с ментальными штампами всё, в общем-то, ясно, то с лексическими дело обстоит сложней. Иногда только простые и банальные эпитеты, глаголы дают то ощущение, которое необходимо, и заменить их невозможно. Так что мастерам на совещаниях придется задумываться, а штамп ли это или та простота, которая иногда является неизбежной в данном тексте? Но, естественно, обилие штампов в поэзии молодых отрицать нельзя, как, впрочем, и несуразных словесных «выкрутасов», по определению одного известного поэта, которые тоже убивает стихи. Поэтому если говорить о степени лексической свободы, надо иметь в виду и чувство языка у автора.

 

Здесь же встает еще один сложный вопрос, связанный с языком – самобытности поэта, что еще сложнее. Я столкнулся в последнее время с такими поэтами. К сожалению, не понимают и не принимают их старшие, не хотят вдуматься, проследить истоки самобытной поэзии. И это не какие-то случайные люди, а руководители писательских организаций. Давайте вспомним начало прошлого века, сколько тогда появилось поэтов особенных, уж точно со своим голосом: Есенин, Клюев, Маяковский, Цветаева, Пастернак и другие. Их могло не быть, если бы не случилось признания этой самобытности.

 

Но вернемся к смысловой задаче языка. В отрыве от смысла – это просто набор слов, из которых ничего не извлечешь, хотя эксперименты написания таких текстов были. Поэтому выдающиеся поэты искали то главное, что определяет поэзию.  А известная «формула», которую обозначил для себя Заболоцкий, проста и точна: «МЫСЛЬ – ОБРАЗ – МУЗЫКА». Так называется небольшая статья, написанная им в 1957 году.

 

«Сердце  поэзии – в ее содержательности. Содержательность стихов зависит от того, что автор имеет за душой, от его поэтического мироощущения и мировоззрения. <…> Все слова хороши, и почти все они годятся для поэта. Каждое отдельно взятое слово не является словом художественным. Слово получает свой художественный облик лишь в известном сочетании с другими словами. Какие же это сочетания?

Это прежде всего – сочетания смыслов. <…> Смыслы слов образуют браки и свадьбы. <…>Атомы новых смыслов складываются в гигантские молекулы, которые, в свою очередь, лепят художественный образ. Сочетаниями образов управляет поэтическая мысль. <…> Каким же путем идет поэт – от частного к общему или от общего к частному? Думаю, что ни один из этих путей не годится, ибо голая рассудочность неспособна на поэтические подвиги. Ни аналитический, ни синтетический пути в отдельности для поэта непригодны <…>.

Но смысл слова – еще не всё слово. Слово имеет звучание. Звучание есть второе неотъемлемое свойство слова. Звучание каждого отдельно взятого слова не имеет художественного значения. Художественное звучание возникает также лишь в сочетании слов».

 

Подводя итог размышлениям, Заболоцкий и выводит свою формулу, разъясняя, как пришел к заключению:

 

«Поэт работает всем своим существом одновременно: разумом, сердцем, душою, мускулами. <…> Чтобы торжествовала мысль, он воплощает ее в образы. Чтобы работал язык, он извлекает из него всю его музыкальную мощь. Мысль – Образ – Музыка – вот идеальная тройственность, к которой стремится поэт».

 

Но это, конечно, не исключает других критериев: нравственности, читательского восприятия, социального и даже исторического. Об этом пишет в отклике на статью Нины Ягодинцевой, озаглавленном «Иерархия ценностей», поэт Роман Круглов: «Пока мы будем избегать говорить об идеологии, русская культура будет оставаться в подполье». И далее еще конкретней: «Безотносительно истины и смысла жизни литература вообще не нужна».

 

Понятно, что в кратких материалах, рассчитанных на достаточно грамотных людей и предназначенных для публикации в журнале, не нужно всё разжевывать, но мне хочется высказаться подробней и цитировать то, что считаю важным. Не случайно на первое место в своей формуле Заболоцкий поставил мысль, хотя, конечно, мысль рождается от переживания, но эта составляющая слишком расплывчата. И образ, а также музыка (звучание строки) тоже конкретны. Всё это выражается в языке произведения.

 

БУНТ БЕССМЫСЛЕННЫЙ И БЕСПОЩАДНЫЙ

 

И вот наступили новые времена. Говорить стоит о последнем десятилетии XXI-го века, поскольку именно здесь встал вопрос, что делать с писателями, которых нет по профессии и которых уже миллионы по факту. Происходит то, что должно было произойти, поскольку время революционное и хочется что-то сломать, создав нечто лучшее. Но беда в том, что ломают сейчас не для того, чтобы создать лучшее, а для того, чтобы создать свое, а иногда просто ломают непонятно зачем. Никакого поиска нет, но появляются проповедники, которые советуют убрать из стихов всё биографическое.  Но ведь биография, перерастает в судьбу, судьба-то не важна тоже? Но чем же они будут отличаться, если убрать все судьбоносные штрихи: ростом, цветом глаз, походкой? Нелепо. Пушкин, Лермонтов, Блок, Есенин, Ахматова – все, конечно, биографичны. Другое дело, как они использовали свои биографические моменты, без которых их просто бы не существовало как поэтов.

 

Заметьте, как отличается язык северян и южан, язык городских жителей и сельских, и, наконец, язык старшего поколения от языка молодых, что особенно заметно сейчас. У прошлых поколений биографии и судьбы были, вплоть до самого яркого, многие прошли войну. У нынешнего молодого поколения (20 – 30 лет) значимых биографий фактически нет, о чем я уже упоминал выше, они похожи: школа, институт, примерно одинаковая работа, часто офисная. Что от этой биографии они могут взять в свою образную систему, какие детали будут значимы для читателя? Немногие. Им пытаются угодить новоявленные наставники: забудьте про свое, пишите, что попало, черпайте из книг или городите всякий бред. Но ведь сейчас всё резко изменилось. Молодые люди завтра могут оказаться на войне, а кто-то уже оказался. Жизнь человека и судьба, грозящая каждый день смертью, явит себя в полной мере. И стихи о войне появились, о тяжелых испытаниях.  Нелепые измышления проповедников, которые и сами окажутся в ситуации, далекой от нынешнего комфорта, будут если не преступными, то глупыми.

 

Но бунт отчасти оправдан. Старшее поколение спровоцировало настроения молодого. Многие, даже подавляющее большинство возрастных поэтов пишут так, как писали в 70 – 80-х годах прошлого века, и по содержанию, и по стилю, и по форме. Выдавать за традицию скудные, зачастую газетные вирши не стоит. Нет энергии, прежней наблюдательности, свежих мыслей – лучше не пиши. Так и делают некоторые, понимая это, и сочиняют для себя, друзей, каких-то не слишком заметных сайтов, пишут воспоминания, статьи. Сказал же советский «классик»: «До тридцати поэтом быть почетно, И срам кромешный после тридцати». Конечно, он перегнул с выводом, сейчас до 30 вообще ходят в учениках, ездят по семинарам, слушают наставников. Времена совсем не пушкинские и не блоковские... Ну что же, пусть не до 30, хотя бы до 60, милостиво удвоим цифру. Но даже не в цифре дело, каждый опытный стихотворец должен чувствовать, когда с пера течет уже не кровь, а водица.

 

Это, конечно раздражает молодых, и они хотят что-то освежить, но не знают как, и, по сути, повторяют то, что уже было в начале прошлого века, только в худшем варианте. Вот и надо бы старшему поколению отдать оставшееся время воспитанию молодых, передаче многолетнего опыта. Это сейчас крайне важно.  Писать никто не мешает, но печатать слабые стихи – плохой пример для молодых, вредный. Жаль, что молодые, потеряв доверие к старшим, не всегда хотят их опыт брать. И зря! Ведь и старые когда-то были молодыми, прошли ту же школу проб и ошибок.

 

Бунт бессмысленный потому, что всё решается только талантом, знаниями, упорным трудом, желанием найти свой путь в поэзии. И это можно видеть по разным представителям молодого поколения. Одни только бунтуют, мечутся из стороны в сторону, пытаясь отыскать легонькую, хотя бы временную «славу», а другие спокойно обретают мастерство, развивают себя, и читатель к ним приходит. О беспощадности и вовсе говорить бессмысленно, поскольку все революции ничего хорошего не приносили, а низвергатели в подавляющем большинстве забыты или успокоились и заняли свое место в ряду других. В главе «Некоторые выводы» вышеуказанной книги Ю.М. Лотман пишет: «Цель поэзии, конечно, не «приемы», а познание мира и общение между людьми, самопознание, самопостроение человеческой личности в процессе познания и общественных коммуникаций. В конечном итоге цель поэзии совпадает с целью культуры в целом».

 

СПУСТИМСЯ С ВЫСОТ НА ЗЕМЛЮ

 

Статья Нины Ягодинцевой предназначена больше для участников совещаний и конкурсов,  подготовленных молодых литераторов и даже наставников. А я общаюсь чаще с молодыми такого уровня, что они самых азов не знают: не умеют рифмовать, не знают, что такое размер, ритм, выразительные средства. Они русского языка не знают, а писать хотят. И что же с ними делать? Божья искра живет в некоторых. На совещания они с таким уровнем подготовки не попадают, но в СМЛ и ЛИТО приходят. Советовать им читать книги по теории стихосложения можно, но они вряд ли  прочитают. Ведь источник их потребления интернет. А здесь они встречают сплошь и рядом беспомощные тексты такого же уровня, да еще с лайками под этими текстами.

 

В упомянутой уже книге «Воспоминания о Н. Заболоцком» известная писательница Л. Либединская пишет, что, когда она восторженно отозвалась об одном шуточном стихотворении поэта, разговор был таким: «– Нравится – спросил Заболоцкий – рад, что доставил вам удовольствие. Но к поэзии это не имеет никакого отношения. Я попыталась возразить <…> – Нет, нет… – Николай Алексеевич поморщился и досадливо отмахнулся. – Стихи писать легко, поэтом быть трудно». Это, конечно, не дежурная фраза. Поэзия для великих была всей жизнью, а не просто навыком сочинения в рифму или без нее. Ниже Л. Либединская приводит строки Заболоцкого, определяющие его отношение к творчеству:

 

И возможно ли русское слово

Превратить в щебетанье щегла,

Чтобы смысла живая основа

Сквозь него прозвучать не смогла?

 

Нет, поэзия ставит преграды

Нашим выдумкам, ибо она

Не для тех, кто играя в шарады,

Надевает колпак колдуна…

 

Мой старший друг и наставник поэт Николай Михайлович Якушев часто повторял, что работа под стихотворением начинается, когда оно написано. Раньше это назвалось «шлифовкой»: заменить слово на более емкое, добиться лучшего звучания, прояснить смысл, сократить всё лишнее, что не нужно для этого стихотворения. Конечно, в зрелости, надо стремиться доработать сразу, если ты понимаешь все недостатки. Но многие стихи приходится править и через десятилетия, когда видишь бедную рифму, вялое определение или глагол. Вот что вспоминает известная поэтесса Мария Петровых: «как я понимаю Бориса <Пастернака>, его раздраженное отношение к своим молодым стихам. Он о них говорил с содроганием <…>в дальнейшем стал молодые стихи переделывать, иной раз очень ухудшал. <…> Стихи были прекрасны, иногда – гениальны, но и вправду почти все несовершенны». Доработка стихов требует большого опыта и труда, но всё равно это удается не всегда.

 

Работа с начинающими авторами – самый кропотливый участок литературной учебы. Ведь нужно понимать, что наставничество и редактирование – это разные процессы. Руководство совещаниями, экспертная работа – уже второй этап, есть и третий, тоже находящийся в полной деградации, – литературная критика. Главная проблема сейчас – нехватка наставников, редакторов, людей способных грамотно проанализировать достоинства стихов и прозы. Конечно, специалистов уровня Ю.М. Лотмана и Л.И. Тимофеева  среди нас нет, но все-таки знания необходимые надо иметь или хотя бы под руками книги, на которые всегда можно сослаться. А кто не хочет понимать ничего и никому не верит, кто при вопросе, кого читаете, называет только Бродского, Рыжего и Гандлевского (ничего плохого про этих поэтов не говорю) пусть идет к другим наставникам. В своем литературном сообществе мы все-таки имеем право жить по своим правилам, опирающимся на опыт великих предшественников. Критерии есть, поскольку если их нет, то и говорить не о чем.

.......................................................................................

    Статья № 5  (ЛИТКРИТИКА)                  05  января    2023 г.

                                                                             перепечатано с сайта   rospistel.ru

 

   Валерий Скрипко.   «Звоночки» разногласий и «колокола» СВО

(Отклик на статью Светланы Макаровой-Гриценко «Васька слушает, да ест…»)

 

      В ПОИСКАХ УТРАЧЕННОГО. Авторская страница Валерия Скрипко

 

    В своей книге «Опыт о русской культуре (философия истории, литературы и искусства)» доктор философских наук, профессор кафедры практической философии ВШЭ О.А.Жукова отмечает, что «в российском культурном пространстве понятие «русская культура» приобрело политико-публичный оттенок». (1)

Но это мягко сказано. У многого из того, что производилось в культурной сфере за счёт бюджета, грантов и спонсоров, был, в основном, только либеральный оттенок, который и либеральным назвать – язык не поворачивается. Скорее, у нас долгое время хозяйничала тоталитарная идеология, утверждающая эгоцентризм в качестве главного вектора духовного развития российского общества!

Здесь старались все, кто имел власть и деньги! Смена вектора развития с продуктивных форм коллективизма, на создание земного царства индивидуализма – решает всё. Меняются кумиры, рушатся авторитеты, люди перестают понимать, что инстинкт самосохранения предполагает и постоянное участие в жизни всего российского общества.  Имеющий уши –да слышит! –говорил наш Спаситель Иисус Христос. Уши потребителей переставали слышать голоса совести, доводы разума!

Главное в этом процессе утверждения «свободы слова», это то, что чужие, отличные от либеральных, мнения в любой форме – отменялись. Их не пускали в СМИ. При том, в книгах под эгидой «Высшей школы экономики» продолжают утешать читателей легендой о том, что «культура как сформировавшаяся уже структура социальных взаимосвязей и практик выступает в качестве условия, обеспечивающего продуктивное социальное взаимодействие и понимающую связь индивидуумов внутри сообщества и сообществ между собой» (2)

В реальной жизни «культура» в исполнении либерального творческого «бомонда» выступает фактором, который нас чаще всего только разобщает, превращая в изгоев целые творческие группы и сообщества. Издательство, опубликовавшее уже процитированную выше книгу О.А. Жуковой, называется «Согласие». Читая текст «Опыта…» дальше, читатель поймёт, что имеется ввиду согласие с теми, кто «правит бал», финансирует творческую деятельность.

Многие талантливые литераторы, драматурги, в поисках «хорошей жизни» выбрали книжный бизнес, эксперименты в области театральных постановок, «изготовление» сценариев многосерийных мелодрам на телевидении, так напоминающие нам западные аналоги. Девиз «издаётся то, что продаётся» стал главным. Кто будет покупать творческую продукцию? Представитель среднего класса. Ему должны продемонстрировать то, что он понимает и принимает. Поэтому многие произведения посвящены проблемам становления сильной личности в потребительском обществе, все любуются героями-индивидуалистами, героями с непомерной гордыней!

И всё это на фоне роста численности и влияния среднего класса, который всегда требует разнообразия и оптимистической лёгкости «зрелищ». Это должны быть не поиски смысла жизни, а «учебные пособия», как удержаться в бизнесе, как добиться личного успеха в коллективе. Мы жили по книгам Льва Толстого и Фёдора Достоевского – теперь обязаны были жить по наставлениям американского специалиста по карьеризму Дейла Карнеги.

Предельно ясно смысл деятельности авторов нового «рыночного» чтива сформулировал представитель либеральной части нашей творческой интеллигенции, писатель Андрей Битов: «Литература перестала быть частью культуры, она стала занятием» (3)  

Дальше по тексту он поясняет, что в процессе своих новых «занятий» российская литература «начала варить новую речь на открытом огне при постоянном социальном перемешивании и родился новый язык, удивительный конгломерат советских бюрократических клише с языком улицы, отягчённый лагерной феней.»

Автор не сообщил цель «изготовления» такого «варева». Полагаю, «хозяевам мира» надо было «сварить» практичное средство общения для членов всемирного общества потребления, в числе которых мечтала себя видеть правящая российская элита. Поэтому всё, что мы достигли в результате многовекового благотворного влияния православной веры, коллективистских традиций, жизненного уклада русской общины, и что было с Божьей помощью зашифровано в языке - всё поверглось слому и уничтожению! Совершенно закономерным последствием этого «анти-культурного процесса» было то, что «лагерная феня» захватила шансон, ресторанную эстраду.

Настоящий великий русский язык очень мешал потребителю рыночных товаров и услуг, потому- что своим высоким духовным настроем, своей коллективистской духовной крепостью отвлекал от рыночного процесса, своей высокой духовной сутью словно упрекал всех нас за пошлость нашего существования и звал в «даль светлую».

Еще одна часть талантливых поэтов и прозаиков была охвачена другой формой отчаяния: она просто разочаровалась в своих согражданах новой «рыночной» России, которых явно не хотела видеть героями своих книг, не обнаруживая в них ничего героического. Эти настроения лучше всего выразил писатель Вячеслав Пьецух. В одной из своих статей он писал, что русский человек необыкновенен, насквозь эстетичен, склонен к общению по душам.

«Однако стоило русаку окунуться в живую рыночную стихию, как с него смыло всякую необыкновенность, и он превратился в того пошлого обывателя, который господствовал в Европе со времён Пальмерстрона, если не греко-персидских войн».

 Ну, обывателей у нас всегда хватало. Вся надежда сегодня на сторонников традиционных духовных ценностей нашего народа.

Они, как и автор статьи «Васька слушает да ест!» пробуют «докричаться» до официальных органов власти, отвечающих за культурный процесс, с требованием остановить сам процесс движения к бездуховному обществу потребления. Их призывы никто не слышит. Не слышат и словно не догадываются, что у российского общества есть общие задачи выживания, в том числе воспитание патриотизма для защиты отечества. В этом деле бездеятельности чиновников и равнодушию представителей бизнеса нет никаких оправданий.

В упоении от потребления всё большего количества благ многие участники российского «рынка» как-то не заметили быстро растущую враждебность к нам стран Запада, ослабления мобилизационных возможностей общества. Не слышали они и других тревожных «звоночков», пока те не слились в единый набат «колоколов» Специальной военной операции.

Имеющий уши –да слышит! Время проснуться!

ПРИЛОЖЕНИЕ:

1) О.А.Жукова. «Опыт о русской культуре (философия истории, литературы и искусства). Москва, издательство «Согласие»,2019 г. С.5.

2)  О.А.Жукова. «Опыт о русской культуре (философия истории, литературы и искусства». С.14

3) Андрей Битов. «Текст как текст». Arsis Books.2010 г.С.35.

...........................................

Прим. от составителя этого блока опубликованных литстатей, предназначенных в первую очередь для молодых, стремящихся  "писатели".  Напоминаю, что мудрая преподавательница Литинститута им А.М. Горького на вступительной лекции спрашивала студентов-первокурсников: "Вы зачем сюда пришли? До вас уже всё написано!". В Дипломе написана профессия: "литработник". Думайте. Без многолетнего жизненного опыта "писателями" не становятся. Есть много и других полезных профессий.     Ю.И.Кириенко, инженер, канд. техн. наук, литератор, член МГО СПР.  

Статьи представлены без сокращений, в том виде в котором были напечатаны.

Кураторы процесса обучения молодых поэтов и прозаиков правилам написания произведений для народа (читателей) могут сравнить методики оценки и критерии создания липроизведений. И кто у кого скомпилировал какие-нибудь идеи.