«И счастлив я, пока на свете белом…»
(сентябрь 1966 года – июнь 1969 года)
По Вологодчине, по Московии, по издательствам. «Звезда полей» – луч Света в русской поэзии 20-го века. Жилищная проблема решена. А семейно-бытовая?
Пока Николай Рубцов был на Алтае в журнале «Сельская молодежь», № 8, 1966 были опубликованы его стихи «Приезд Тютчева» и «Жар-птица». Одно дело, когда твои стихи публикуют в областной печати, в «Вологодском комсомольце».), а другое – во всесоюзном журнале. Рубцов продолжает в «Жар-птице» (как и раньше) неторопливо размышлять о сельской жизни, об ушедших временах, о том, а что на горизонте. Как бытовая исповедь перед читателем, звучат признания поэта о непредсказуемых путях-дорогах. (курсив Ю.К.-М.)
А дальше за лесом – большая деревня,
Вороны на ёлках, старухи в домах,
Деревни, деревни вдали на холмах,
Меж ними село
с колокольнею древней…
В деревне виднее природа и люди.
Конечно, за всех говорить не берусь!
Виднее над полем при звёздном салюте,
На чём поднималась великая Русь.
………………………………………..
Мотало меня и на сейнере в трюме,
И так, на пирушках, во дни торжества,
И долго на ветках дорожных раздумий,
Как плод, созревала моя голова.
Не раз ко дворцу, где сиял карнавал,
Я ветреным франтом в машине катился,
Ну, словом, как Бог, я везде побывал
И всё же, и всё же домой воротился… (курсив Ю.К.-М.)
195
Далее следует вопрос прохожего и диалог со стариком-пастухом:
– Так что же нам делать, узнать интересно…
– А ты, – говорит, – полюби и жалей,
И помни хотя бы родную окрестность,
Вот этот десяток холмов и полей… (курсив Ю.К.-М.)
– Ну ладно! Я рыжиков вам принесу…
Интересный поворот делает Рубцов в этом диалоге. Он не даёт прямого комментария к философии пастуха, благодарность за Совет по жизни проявляется дежурным «Ну ладно!» и обещанием принести подарок в виде рыжиков из леса.
Опять, как в беседах с хозяйкой избы в «Русском огоньке», с кочегаром (вручившим матросу лопату, как награду), со старухой о хлебе (который сам себя несёт), с бригадиром в Сибири (о гибели радужного мира от чьей-то руки), проявляется высшая народная мудрость – народная философия случайных собеседников. Недаром русский литературный критик М.П.Лобанов в статье «Слово и дело» писал: «Становится понятным, почему Л. Толстой так ценил Монтеня, когда читаешь в тех же «Опытах»: «Нравы и рассуждения крестьян я нахожу обычно более соответствующими наставлениям подлинной философии, чем нравы и рассуждения наших философов» (курсив Ю.К.-М.).
О совместной поездке с поэтессой Н. Груздевой в Москву в конце лета 1966 г. пишет Н. Старичкова (62):
«Москва. Улица Добролюбова, 9/11. Общежитие института. Помню сердитую дежурную, которая бросила мой паспорт в ящик стола. Нина завела меня в комнату…
Комната просторная, но неуютная. Стойкий табачный запах. Железные, похожие на арестантские кровати. Окно с мутными стёклами двойных рам на одну треть заполнена пачками из-под сигарет.
Группа молодых людей о чём-то спорит между собой.
«Куда я попала?».
И тут как ветром распахивается дверь, не входит, а влетает Рубцов в расстёгнутом пальто и вскинутыми вверх руками. С возгласами бросаются к нему студенты, хватают в свои объятия.
196
Рубцов смеётся и тоже с жестами, как обычно, читает стихи, объясняет, что за ним была погоня…
Вскоре пришла Нина, но не одна, а с Сергеем Чухиным. Он поздоровался со мной. Мы знали друг друга по литературным семинарам. Это был юноша с добрым сердцем и открытой душой. Один из близких друзей Рубцова. Погиб Чухин тоже трагически в самом расцвете поэтического таланта. А тогда, тёмным осенним вечером, он был в Москве моим ангелом-хранителем».
Как пишет Н. Старичкова, Рубцов в этот вечер пел под гитару «Прощальную песню». И сказал, что поедет в Ленинград.
Вспоминает Василий Макеев (58):
«В 1966 году соплезвонистым хуторским казачком сразу после одиннадцатилетки, на удивление всей родне, я поступил в литературный институт. Познания мои в поэзии были чертополошны и беспорядочны: я довольно хорошо знал Блока и Есенина, взахлёб упивался только что открытыми Пастернаком и Цветаевой, в то же время бережно хранил вырванные из «Юности» подборки стихов Евтушенко с Вознесенским и с удовольствием читал расхожие книжки какого-нибудь Волгина или Гредева. Хотя внутри уже шелохнулось некое слабое подозрение в шарлатанстве тогдашних поэтических кумиров, но честно признаться в этом я не смел даже самому себе.
По давней традиции первокурсники литинститута в начале учебного года проводят поэтический вечер, показывая преподавателям и старшим товарищам товар лицом. На вечере я продишканил нечто распевно-казачье с густым самогонным духманом,…а потому неожиданно сорвал толику аплодисментов от скептических слушателей. И тут бесшумно и властно меня взял под локоть кудрявый, грубовато-красивый парень (это был Саша Петров, поэт с Урала, его уже нет с нами), сказал торжественно: «Пойдём! Тебя зовёт Коля!» – и потянул к выходу. Никакого Колю я не знал ни во сне, ни вживе, но почему-то понял – идти надо…
…Мужичок (Рубцов) ещё некоторое время почти с ненавистью вглядывался в меня, а потом вдруг заморгал часто-часто и почти закричал: «У тебя нет России! Есенин пел про Русь уходящую, я пою про Русь ушедшую, а у тебя никакой нет!»…
В тот же вечер я услышал стихи Рубцова, многие из которых он
исполнял своим особенным речитативом под гитару. И пел, и
197
просто читал он очень ясно и отчётливо, неуловимо подчёркивая музыку каждого слова, в такт помахивая от груди вверх маленькой крепкой рукой…
Мой сосед по комнате снимал квартиру в городе, и Николай часто ночевал у меня на свободной койке, половые матрасы ему изрядно поднадоели, хотя в быту он вёл себя более чем непритязательно».
В конце сентября 1966 года из общежития Николай едет к брату в Невскую Дубровку под Ленинград и живёт там почти два месяца. Рубцов готовит уточнённую подборку стихотворений для своей книжки «Звезда полей». В письме в издательство «Советский писатель» предлагает заменить «Отправляясь в дорогу» и «Доволен я буквально всем!», включить «Ветер всхлипывал, словно дитя». Посылает «Зимним вечерком», предлагает добавить «Весна на берегу Бии», в вёрстку стихотворения «Звезда полей» вносит новое четверостишие (27).
Валентина Рубцова вспоминает о Николае: «Приедет – уедет. С братом поговорят. Про стихи говорят. А Николай тоже играл на гармошке, «классно» играл, хочется слушать, чтоб не мешать, настолько тонко музыку чувствовал. Уж не хочется ни подпеть, ничего, хочется просто слушать. На гармошке причём. Песню всё время пел: «Меж высоких хлебов затерялося небогатое наше село…». Альберт-то пел всё, частушки играл…Ну уж если братья сошлись – совершенно трезвые, никакой выпивки – у них до утра всё стихи, стихи, стихи…» (39).
Николай Рубцов уезжает из Невской Дубровки и Ленинграда. А куда въезжать? Общежитие в Москве для него открыто только на период сдачи сессий. В чужых углах долго не проживёшь. Рубцов едет в Вологду.
В состоянии человека, плывущего по течению, увидел Рубцова в Вологде журналист Александр Рачков, сам – гармонист и тоже бывший моряк. Ехал А. Рачков с журналистом Александром Анфимовым на редакционной машине для покупки подарка Гурию Ивановичу Прусакову, редактору газеты «Сокольская правда». Интересны для понимания характера и музыкальности Рубцова эта случайная встреча за два дня до 7 ноября 1966 года в городе, уже празднично разукрашенном. Об ответе поэта на вопрос о том, куда же он направляется, А. Рачков сообщает (27):
198
« – Иду-плыву навстречу людям. Хочу заразиться их здоровьем и жизнерадостностью,– без улыбки ответил Николай и пытливо сощурился на нас».
И Рачков пригласил Рубцова на новоселье Г. И. Прусакова. По предложению Рубцова в качестве подарка была куплена гитара и по ходу поездки Николай Рубцов настроил гитару. Вот что пишет А. Рачков о том, что запомнилось на новоселье у Прусакова (27):
«..Рубцов не играл на гитаре в общепринятом понимании, не аккомпанировал даже – он пел свои стихи с гитарой дуэтом. Струны звенели, ревели, дребезжали, вздрагивали и затихали в
унисон движениям и голосу певца. Душа и пальцы работали в удивительном согласии….Иногда казалось, что он никого вокруг себя не замечает, настолько отрешённый вдруг становился взгляд, устремлённый в ему одному видимую даль».
Об игре Рубцова на гармони А. Рачков сообщает (27):
«В этот миг, кроме нас, никого нет: он играет – я пляшу. Глаза в глаза. Потом Николай, как по команде, поворачивает голову влево (так некоторым гармонистам легче играть), и я увидел на шее вздувшуюся от напряжения вену. По душе, как кнутом, стегнуло: человек из всех сил выкладывается, а я дурацкой ревностью мучаюсь. Подобрал дробь под не совсем чёткий перебор и спел частушку. Чувствую, музыка легла ровно, и меня, как на плавной качели, без рывков и ускорений повела рубцовская мелодия дальше – от частушки к частушке».
А затем гармонь взял А. Рачков. Вот его воспоминания: «Никогда мне Рубцову играть плясовую не приходилось, но чувство подсказывало, что частые переборы тут не подойдут. Я заиграл «Барыню». И под плавный выход вывел Николая на середину пола. И не ошибся. Он больше дирижировал руками, вскидывая их вверх, чем перебирал ногами. А при каждом присоединении всхохатывал, словно окунался в холодную воду. Потом он остановился против меня, и, покачиваясь из стороны в сторону, спел частушку, услышанную от меня…».
В ноябре-декабре 1966 года Рубцов готовит курсовые работы для сдачи зимней сессии. Поэт занят работой с редакциями, корректировкой «сибирских» и других стихов. С января 1967 года Рубцов часто бывает в редакции «Вологодского комсомольца», как пишет Сергей Чухин, который перешёл на заочное отделение
199
литинститута и начал работать в этой газете (27). Ночует Рубцов, где придётся. Денег хватает только на прожиточный минимум.
Вспоминает Анатолий Чечетин (27):
«Кто издавался, тот знает, как много хлопот и забот на пути печатания любого труда. И именно на одном из таких «зигзагов» Коля пришёл ко мне с просьбой найти ему машинистку для срочной перепечатки рукописи (это было, вероятно, в декабре 1966 года, прим. Ю.К.-М.).
– Через два дня нужно сдать в издательство, иначе «выпадет» из плана, – пояснил он.
Я понёс рукопись нашей студентке-заочнице, неподалёку работавшей в машбюро. Она согласилась напечатать быстро, зная полную неплатёжеспособность поэта и глубоко чтя и любя его стихи. Она буквально с благоговением перебирала каждую страничку, написанную его рукой.
Утром в назначенный день Коля пришёл ко мне на работу за рукописью. На лице его были печаль и озабоченность. Я указал глазами на аккуратно разложенные три экземпляра текста, лежащие на столе. Он тут же весь просиял, обрадовался. Застеснялся насчёт оплаты, но я сказал, что Зоя всё равно денег не возьмёт.. Он пообещал потом отблагодарить её…». Так вот помогали поэту во время сдать в издательство профессионально отпечатанную рукопись.
Николай Рубцов ответственно подошёл к отбору стихотворений сборника «Звезда полей». Задержка в сроках издания позволила углубить содержательность и эмоциональность отдельных стихов, в одной из строф задать философский вопрос Читателю и себе:
Я брожу… Я слышу пенье…
И в покуренной груди
Снова слышу я волненье:
Что же, что же впереди?
По свидетельству Н. Шантаренкова в издательстве «Искусство» в феврале 1967 года готовился репертуарный сборник «Стихи, стихи…»
Н. Шантаренков подметил то обстоятельство, что оба сборника: «Звезда полей» и «Стихи, стихи…» в один и тот же день были
200
подписаны к печати – 9 февраля 1967 г.». Значит, Рубцов в январе-феврале 1967 года был в Москве для работы с редакциями.
После сдачи рукописей Рубцов опять возвращается в Вологду. Как вспоминает Н. Старичкова, 8 марта 1967 года в Вологде Нина Груздева пригласила её к себе. В гостях был Рубцов и Чухин. Было чтение стихов. Груздева попросила Старичкову, чтобы Николай Рубцов переночевал в её семье. Утром Рубцов был погружён в чтение письма (как следует из смысла дальнейшего текста, письмо
было от Г. М. Меньшиковой (62).
В начале апреля 1967 года Рубцов приезжает в Бабаево. По сообщению В. Лукошникова (63) поэт «в редакцию ворвался, как
метеор, какой-то возбуждённый, радостный. Его как будто что-то распирало изнутри, готовое вот-вот вылиться наружу». В это время в Москве печатался тираж «Звезды полей», о чём знал поэт. Причём, в сборник вошли такие исповедальные стихи, как «Осенние этюды», «Душа хранит», «Журавли»», а также «сибирские» стихи «Старая дорога», «В горной долине», «Весна на берегу Бии», «В минуты музыки», «Прекрасно небо голубое…».
По воспоминаниям В. Лукошникова (63), Рубцов работал в редакции в течение двух недель беспрерывно, иногда засыпая за столом. Очевидно, поэт брал стихи из памяти, перерабатывал их на ходу перед сдачей на публикации, что было присуще стилю его работы. 8 апреля 1967 года в газете «Ленинский путь», №43 было впервые опубликовано стихотворение «Шумит Катунь» (первый вариант). 22 апреля 1967 года газета публикует стихи «Ворона», «Медведь», «Море», «Высокий дуб. Глубокая вода» (63).
По воспоминаниям тележурналиста Леонида Беляева , 28 апреля 1967 года Рубцов в Череповце дарит ему «Звезду полей» (26). Вероятно, это был один из сигнальных экземпляров (прим. Ю.К.-М.). Два раза Рубцов был у Беляева в Белозерске. Беляев записывал поэта в Череповце на радиопередачи в альманах «Северяне», но редакторы не пропускали в эфир: «уж больно много у него церквей и крестов в стихах» (26, стр. 132). В Череповце Рубцов передал в газету «Коммунист» подборку стихотворений.
Благодаря заместителю редактора В. В. Викулову гонорар поэту был выплачен досрочно. 21 мая 1967 года на «Странице выходного дня» в рубрике любителям поэзии газета опубликовала «Ночь на родине», «Звезда полей», «Утро», «Сапоги мои…» и «Шумит
201
Катунь» в первой редакции. Подборку готовила зав. отделом культуры газеты Р. С. Минина (26). «Русский огонёк» и «Осен-ние этюды» были отклонены редакторами. Минина приводит вариант стихотворения «Русский огонёк» (26).
Светлая картина фактически села Никольского от центральной улицы к реке Толшма нарисована Рубцовым в стихотворении «Утро»:
Когда, смеясь на дворике глухом
Встречают солнце взрослые и дети, –
Воспрянув духом, выбегу на холм
И всё увижу в самом лучшем свете.
Деревья, избы, лошадь на мосту,
Цветущий луг – везде о них тоскую.
И, разлюбив всю эту красоту,
Я не создам, наверное, другую.
Весной 1967 года Николай Рубцов приезжает в Сергиев Посад,
Православную столицу России. Обсуждает стихи участников городского литературного объединения. Имеется фотография встречи московских поэтов и Рубцова с местными литераторами.
Вспоминает Анатолий Чечетин (27):
«И вот, когда пришли с экземплярами уже вышедшей книги ко мне домой и пока собирали на стол, он без просьбы и напоминания не забыл надписать Зое (машинистке – прим. Ю.К.-М.) и мне, сердечнейшие и памятные, на всю жизнь, автографы.
Началось обычное экспромтное застолье… Когда наговорились
и устали друг друга слушать, включили радиолу. Через какое-то время Коля вдруг спросил:
– У тебя есть «Дорога жизни»?
– Моцарт? Пламенная симфония?
– Да.
– Есть.
– Поставь, пожалуйста.
– С удовольствием.
Я действительно ставил эту пластинку с удовольствием. И потому, что помнил, как слушал Моцарта Коля на улице Герцена…
202
И вот, будто по мановению волшебной палочки, в квартире мощно зазвучал оркестр. Я слушал и время от времени наблюдал, как снова он весь ушёл туда, куда позвала – увела его поистине божественная музыка. Приятель Коли что-то пытался говорить, но он резким жестом прервал его и до самого конца дослушал творение Моцарта» (27).
Ещё одно свидетельство Анатолия Чечетина:
«А 8 мая 1967 г. я записал в дневнике следующее: «Два дня назад встретил Колю Рубцова. Он надписал мне свою книгу». «Толе, Анатолию Чечетину с вечной любовью. 6 мая 1967 г. Н.Рубцов».
15 мая 1967 г. Николай Рубцов дарит руководителю семинара Н.Н.Сидоренко «Звезду полей» с надписью: «Николаю Николаевичу с редкой любовью и благодарностью от ученика».
С мая 1967 года жизнь Николая Рубцова поплыла под знаком «Звезды полей». Обратимся к свидетельствам современников Николая Рубцова.
Вспоминает Анатолий Азовский (69):
«Беру с полки заветную книжицу…«Звезда полей». Дейст-вительно – звезда. И не только – полей! На титульном листе надпись: «Дорогому другу Толе Азовскому от Николая Рубцова». И дата – 2 июня 1967 года…
На наших литературных четвергах за огромным круглым столом библиотеки свердловского Дома работников искусств спорили до хрипоты, а то и чуть ли не до кулаков дело доходило: каждый отстаивал свою точку зрения, каждый с пророческой убеждённостью указывал, как писать надо. Одни, их, конечно, большинство, – евтушенко-вознесенско-рождественского направ-ления жаркими сторонниками были, другие – винокуро-тарковскуюпоэзию на щит поднимали, третьи пели в кулуарах что-то книжно-романтическое из Новеллы Матвеевой…
А вот после публикации в «Октябре» (август 1964 года и октябрь 1965 года – прим. Ю.К.-М.) имя Николая Рубцова уже твёрдо вошло в наши горячечные споры. Тогда открыли мы и Вла-димира Соколова, и Бориса Примерова, и Анатолия Передреева, и многих других поэтов, на которых и внимания не обращали.
Лично же с Николаем Рубцовым я познакомился года через два в буйных стенах общежития литинститута. Случилось так, что
203
сессии нашего второго курса заочного отделения и четвёртого, на котором учился Николай, проходили в одно и то же время…» (это было в конце мая - начале июня 1967 года, – прим. Ю.К.-М.) .
Друг Рубцова, Александр Петров, пригласил А. Азовского на картошечку в мундире и предложил земляку познакомиться с Рубцовым. На что Азовский ответил (69): «На готовенькое я не согласен. Ты пока доваривай картошку, а я мигом в магазин сбегаю. Знакомиться, так уж по-русски…».
При знакомстве с Рубцовым у А. Азовского в кармане пиджака оказалась «Звезда полей». Далее Азовский пишет (69):
«А ну-ка дай, – заметил Рубцов мой жест. В голосе его прозвучало резковатое нетерпение. Я с недоумением протянул ему «Звезду полей» и … просто опешил. Николай резко, одним
движением, вытряхнул книгу из суперобложки и довольно злобно разорвал последнюю на мелкие кусочки. Я выхватил у него оголённую книгу и быстро засунул обратно в карман. Подумал, что и её та же участь ждала. В литинституте всё бывает!
– Не бойся, не изорву, – успокаивающе усмехнулся Рубцов, видя, с какой торопливостью я застёгиваю карман на пуговицу. – Рисунок на обложке-то просто ужас. Вот я по мере сил и борюсь с ним. – И Николай стал смеяться, да до того звонко, что не поддержать его было просто невозможно. А рисунок-то, и действительно, был, как говорится, не блеск. Своим кубизмо-абстрактным нагромождением деталей он ну никак не выражал сути такой простой русской книжки…
И можно бы сказать, что ужин проходил вполне задушевно, если бы я, увлекаясь иногда своей болтовнёй, не замечал на себе его серьёзный оценивающий взгляд. Как я убедился потом, болтунов, особливо «дюже учёных», он терпеть не мог. Помню при одном застолье, довольно обширном и вширь, и ввысь, у нас такой «научный» разговор о нашей родной литературе шёл, такие мудрёные словечки блистали в нём, что без толкового словаря не сразу всё поймёшь. (курсив Ю.К.-М.). Особенно один наглаженный товарищ старался. Уж так он своей эрудицией сыпал, что никому и слова сказать не давал. Да и где ещё он мог высказать свои умные мысли? Печатать его интеллектуальную поэзию почему-то не спешили, а выразиться, просветить кого-то (хоть нас, тёмных) ему очень хотелось. Не зря же он до литинститута ещё один вуз кончал!
204
Вот и распускал перед нами пёрышки всех цветов. А Николай, хмурясь, слушал, слушал (наверно, час молчал), да вдруг как выдаст какой-то монолог минут на пять, состоящий из одних философских терминов, да так выдал, что отглаженный товарищ аж привял у нас на глазах, совсем серым стал (курсив Ю.К.-М.).
Летели годы… И был он совсем не таким (по крайней мере, для меня), каким представляют его сейчас во многих статьях-воспоминаниях: он-де и мрачный, и сложный был…Мне кажется, более простого человека в общежитии и не было тогда. Случалось, конечно, при нашей-то шумной жизни, и с ним иногда, ну да с кем не бывает… А вообще, с людьми малознакомыми он держался осторожно, а чаще всего замкнуто. Но уж если принимал кого засвоего, то у этого «своего» и мысли о какой-то «загадочной личности» возникнуть не могло».
Вспоминает Василий Макеев (58):
«За ним (Рубцовым) стойко стояла слава первого поэта литинститута, а первому по штату полагается свита, поэтому в одиночестве Рубцов в Москве практически не бывал, никогда и стихов не писал. Родиной его стихов почти всегда были Вологда, райцентровские городки и старинные сёла около них. (курсив Ю.К.-М.) Мы в Москве, падкой испокон веков на всякую всесветную сволочь, спорили о новаторстве, верлибре, «евтушенковской» рифме, а тут из очередного побега на родину возвращался посвежевший, поопрятневший Николай и напевал нам по простоте душевной про эту тихую родину, про русский огонёк, доброго Филю, какое-нибудь Ферапонтово, «или про чью-то горькую чужбину, или о чём-то русском вообще». И всё становилось на свои места. «Антимиры» и «Братская ГЭС» так и шли дружно по разряду эксперимента и «новаторства», а «Добрый Филя» нечаянно становился классикой русской поэзии…(курсив Ю.К.-М.).
А носить маску этакого мужичка-хитрована из дремучего леса он умел, бродя по вечно слякотной Москве в рябых подшитых валенках или наигрывая на гармошке в богемном застолье незатейливые «страдания».По институту ходила восхищённая – знай наших! – история про знакомство Рубцова с Евтушенко. Побрёл-де наш Коля за гонораром в журнал «Юность», зашёл в отдел поэзии, сидит себе в уголке, покуривает. И тут в комнату во
205
всём своём блеске, «рыжине и славе» врывается Евтушенко с журналом в руках и кричит: «Кто такой Рубцов? Познакомьте, я хочу обнять его!» А ему Дрофенко или Чухонцев и показывают – вон, мол, он покуривает. И подошёл журавлино Евтушенко к Коле, протянул торжественно руку, продекламировал: «Евгений Евтушенко!» Поглядел на него прищуристо Коля, поморгал мохнатыми ресничками, почесал в затылке и ответил: «Навроде что-то слыхал про такого…».
7 июня 1967 года Николай Рубцов подарил «Звезду полей» рано погибшему талантливому русскому драматургу, автору пьесы «Иркутская история», А. В. Вампилову: «По-настоящему доро-гому человеку на земле без слов о твоём творчестве, которое будет судить классическая критика».
В июне-июле 1967 года поэт дарит сборники Н. Силкину, Н. Груздевой, Н. Старичковой.
А находясь в Москве, Николай Рубцов опять оказывается в
затруднительном материальном положении. Имеется его записка к С. Н. Шмитько, лето 1967 года (19):
«Серёжа!
Завтра, часа в два-три я получу в издательстве деньги, но сегодня мне нехорошо перед товарищем: недостаёт у меня одного рубля. Займи, пожалуйста, до завтра».
Сборник «Звезда полей» принёс автору широкую известность и должен был материально обеспечить поэта на длительный период времени. С маститыми писателями, которые прекрасно знали друг друга, неизвестный пока ещё Рубцов стоял в очереди в кассу издательства «Советский писатель». Получив изрядную сумму, Рубцов встретился с В. Кожиновым и они отправились «отмечать» историческое событие в буфет ресторана ЦДЛ.
Как сообщает В. Кожинов, они сидели за столиком и спокойно беседовали. Однако, Рубцова узнал один из посетителей, кавказский поэт, и захотел присоединиться. Рубцов возразил, сославшись на важность разговора с Кожиновым. Но кавказский поэт напомнил Рубцову о том, что не раз угощал его. В ответ Рубцов достал из кармана пачку только что полученных в большом количестве купюр и бросил их в лицо назойливому «приятелю». Деньги рассыпались по полу вокруг стола. Опять возник инцидент. Темпераментного кавказского поэта вернули на его место. А
206
деньги остались на полу. Кто-то был бы рад немедленному уходу поэта из ЦДЛ. А Рубцов не мог бросить деньги, заработанные за годы тягот и лишений. И поднимать их надо было на глазах у любознательной публики. Кланяться деньгам Рубцов не стал. Он потихоньку сполз со стула под стол, собрал купюры и вернулся на стул. Интересно, что на этот раз администрация ресторана не стала
вызывать милицию. Или совесть заговорила, или информация о таланте Рубцова дошла до буфетов и кабинетов.
Вспоминает поэт Николай Шишов:
«С Николаем Рубцовым мне довелось познакомиться летом 1967 года на квартире вологодского поэта Бориса Чулкова.
Однажды я без предупреждения зашёл к нему. Он сидел за столом в окружении книг, многие из которых были довольно объёмистыми и напоминали энциклопедические издания.
– Видишь, какие книги я читаю? – сказал Рубцов, но я уже заметил его недовольство. Он не любил, когда ему мешали работать, нервничал, становился резким. Я сам обругал себя мысленно и ушёл. А на другое утро при встрече сказал ему шутливо:
– Видел, как ты работаешь…
Он улыбнулся и ответил:
– Моя работа начинается с утра. Я не могу подняться с кровати, пока не придумаю какую-нибудь хохму-шутку.
Рубцов не раз говорил, что любит старинные песни. Как-то мы слушали у меня пластинки давних лет. Но вдруг поэт поставил на проигрыватель «Полонез Огинского» и о других пластинках забыл. Он прокрутил «Полонез» десятки раз, слушал его до самой ночи. Видимо, много созвучного своей душе нашёл он в этой музыке».
15 июля 1967 года Николай Рубцов направляет заявление в Вологодский обком КПСС с просьбой о предоставлении жилой площади в Вологде. Рубцов, в частности, пишет:
«Поскольку я являюсь студентом Литературного института им. Горького (студент-заочник последнего курса), то бываю в Москве, но возможность проживать там имею только во время экзаменационных сессий, т.е. 1-2 месяца в год.
Всё это значит, что у меня нет ни нормальных бытовых условий, ни нормальных условий для творческой работы…
В заключение хочется сказать, что меня вполне бы устраивала и
207
радовала жизнь и работа в г. Вологде».
Нужно сказать, что подобные заявления пишут в органы административной власти, то есть в исполком. Но неформальное решение давали партийные органы. Справедливости ради надо сказать, что уже это заявление Рубцова не осталось без внимания.
В своих «воспоминаниях» воспылавшая «дружбой» к «деревенскому» поэту Л. Дербина пишет, что она открыла для себя Рубцова, увидев в Воронеже в 1968 году книжку «Звезда полей». Явно лукавит «поэтесса». Дело в том, что она работала всё время библиотекарем, в Воронеже участвовала в литературном объединении. Любая библиотека в те годы выписывала все литературные издания. И она не могла не читать ведущие журналы «Октябрь», «Юность», «Знамя», «Молодая гвардия», в которых в 60-е годы 20 века публиковались целые подборки стихов Николая Рубцова. Она сама выдавала читателям эти журналы в пользование.
Тем более, что она сама писала стихи и публиковалась, готовила сборник стихов. И уже в 1967 году Дербина вторично «вычислила» Рубцова по уровню мастерства. Вспомним, что ещё в апреле 1964 года она вышла на контакт с неизвестным тогда по публикациям Рубцовым.
Как сообщила литератор, поэт, специалист лесного хозяйства Татьяна Гогулина в период её учёбы в лесотехнической академии в Ленинграде была её случайная встреча с Н. Рубцовым и Дербиной. (70) Факт встречи явно не понравился Дербиной. То есть уже летом 1967 года Дербина знала о выходе сборника Рубцова «Звезда полей». Тогда же летом 1967 года Т. Гогулина выполнила просьбу Николая Рубцова об участии в приобретении куклы и засвидетельствовала: «Вот эту куклу-блондинку с голубыми мигающими глазами в голубом сарафане я – Татьяна Васильевна Гогулина – выбирала вместе с Николаем Рубцовым летом 1967 года в магазине на 1-ом Муромском проспекте в Ленинграде для Татьяны Рубцовой – жене его сводного брата. Эта кукла мой подарок Рубцовскому центру Северо-Запада г. Москвы. 28 марта 2004 года» (71).
Во время летних каникул в литинституте в 1967 году Сергей Чухин встретился с Николаем Рубцовым в Вологде. Чухин пишет, что стоял конец июля.
«Хочу поехать в Тотьму, к дочке, но, сам понимаешь…
208
Да, я знал о хроническом безденежье, которое буквально преследовало Рубцова, приковывало его к городу, к случайным гонорарам и случайным компаниям. (курсив Ю.К.-М.).
– Поедем со мной в Новленское, – предложил я, – шестьдесят километров отсюда. Там у меня тётя и бабушка. Изба большая – зимняя и летняя. Они – в летней, а мы в зимней будем. Лес, речка, озеро – всё рядом!
– Неудобно…Ты там свой, а я что?» (27).
Так вспоминает С. Чухин разговор с Рубцовым. И уговорил его поехать в деревню. Друзья-поэты часто ходили на речку. На рыбалке Рубцову не везло. С. Чухин пишет: «…посидев час-полтора на реке, он уходил домой и слушал бесконечные бабушкины рассказы о былом, о её молодости, прежнем хозяйстве, она его расспрашивала – откуда родом, где семья, сколько лет дочке, где сам служит…» . То есть Рубцов везде старался получить новые знания. А по дороге в лес за грибами Николай сочинял на ходу экспромты, из которых Чухин запомнил такой:
Забыл приказы ректора,
На всё поставил крест.
Глаза, как два прожектора,
Обшаривают лес.
И далее С. Чухин сообщает (27):
«Мы вошли во вкус деревенской жизни и от бабушки поехали в Погорелово, к моим родителям. Походы в лес и на реку продолжались, но всё чаще Рубцов оставался дома писать. Впрочем, писать – не то слово. Ему не требовались ручка и бумага. Он укладывался поверх одеяла, закинув ноги на спинку кровати, и так лежал, бывало, по нескольку часов (курсив Ю.К.-М.). Иногда он окликал меня и читал вслух особенно удачные, по его мнению строки, причём требовал оценить: «Ну как?» Я обычно отвечал уклончиво, мол, строка сама по себе звучит, но как она ляжет в контекст…» (27).
С. Чухин показывает Рубцову остатки барского парка, зарос-шийбузиною фундамент особняка, огромный, с тремя островами, пруд, вырытый крепостными в форме двуглавого орла, аллею столетних лип и сосен. И поэт рисует картины «В старом парке»:
209
Здесь барин жил,
И, может быть, сейчас,
Как старый лев,
Дряхлея на чужбине,
Об этой сладкой,
Вспомнил он малине,
И долго слёзы
Катятся из глаз…
Да! Николай Рубцов уже на другом уровне. Поэт идёт по дороге, видит запущенный парк, подходит к старому особняку, раз-мышляет о судьбе хозяина, старается понять его переживания о Родине и таинственная тревога охватывает читателя. 17 августа 1967 года «Новый путь», Белозерск печатает «В старом парке».
Почти месяц прожил Николай Рубцов в компании с Сергеем Чухиным на природе. Отдохнул и обогатился новыми впечатлениями в русской глубинке. Рубцов передаёт новые стихи
в «Вологодский комсомолец» и 3 сентября 1967 года газета публикует стихи-песни «Зелёные цветы», «Купавы», «Синенький платочек» и «Отплытие».
Поэт не просто пишет картины проплывающей жизни, а сам, как на публичной исповеди, обнажает свои сокровенные мысли и чувства, тревожит души русских братьев и сестёр.
В стихотворении «Купавы» Рубцов так расставляет обще-известные слова, что задевает душу читателя даже без создания какого-либо оригинального образа:
И обступают бурную реку
Всё те ж цветы…но девушки другие,
И говорить не надо им, какие
Мы знали дни на этом берегу.
Бегут себе, играя и дразня,
Я им кричу: – Куда же вы? Куда вы?
Взгляните ж вы, какие здесь купавы! –
Но разве кто послушает меня…
Можно представить себе, что Рубцов отражает психологию
210
человека, который чувствует, что время уходит. Но когда поэт просит беззаботных девушек посмотреть на окружающий мир, полюбоваться красотой купав, то он просит оглянуться на прошлое, на Историю, а значит – посмотреть на своё Будущее.
В ностальгической песне «Синенький платочек» поэт (лирический герой) как на исповеди:
Я вспоминаю, сердцем посветлев,
Какой я был взволнованный и юный!
И пусть стихов серебряные струны
Продолжат свой тоскующий напев
О том, какие это были дни!
О том, какие это были ночи!
Издалека, как синенький платочек,
Всю жизнь со мной прощаются они…
И, наконец, в песне-мечте «Зелёные цветы» поэт говорит об окружающем его и всех нас мире:
За нами шум и пыльные хвосты –
Всё улеглось! Одно осталось ясно –
Что мир устроен грозно и прекрасно,
Что легче там, где поле и цветы.
В этих стихах-песнях (осень 1967 года) Николай Рубцов обращается к людям: « Проснитесь! Оглянитесь! Вспомните – кто вы и от каких красот и чудес вы отъехали в поисках призрачного счастья и комфорта». Такие стихи не могли не задеть струны русской души. На вологодской земле редакторы газет сразу признали образность, содержательность, глубину народной по сути поэзии Рубцова. Руководители среднего и высшего звена Вологодской области, сами выходцы из крестьянской и рабочей среды, хорошо понимали жизненные и бытовые проблемы народа.
В августе 1967 года Николай Рубцов поехал в командировку в Липин Бор. В аэропорту встретил Старичкову, которая приехала на отдых к родственникам. Вспоминает Василий Елесин, который работал тогда в этом посёлке редактором газеты «Волна» (72):
211
«Памятна первая встреча с ним в этом далёком посёлке. Пришлась она на грибную августовскую пору. В одни из воскресных дней мы с женой, набродившись по роскошным липинборским лесам, возвращались домой с полными корзинками белых грибов. Идти бором было необычайно легко. Когда до посёлка оставалось километра два, вдали, меж вековых сосен, показалась фигурка человека.
– До чего же похож на Рубцова! – удивился я.
– Не может быть, – возразила жена. – Откуда Коле взяться здесь, за триста километров от Вологды, в незнакомом лесу!
И, тем не менее, это был он. Объяснилось всё просто.
– Зашёл к тебе на квартиру, мать сказала, что ты в лесу. Попросил ведро и пошёл, куда глаза глядят. Здесь у вас прямо прелесть! А вон – белый гриб! А вон – ещё!
Рубцов радовался как ребёнок. А грибы позднее оказались в стихах».
Николай Рубцов часто бывал в редакции газеты «Волна». Очевидно, что при встрече друзей были беседы о местных легендах. И вот 21 сентября 1967 года «Волна» публикует стихо-творение «Гуляевская горка», в котором есть такие строфы:
Простых преданий добрые уста
Ещё о том гласят, что каждодневно
Гуляла здесь прекрасная царевна, –
Она любила здешние места.
Да! Но и я вполне счастливый тип,
Когда о ней тоскую втихомолку
Или смотрю бессмысленно на ёлку
И вдруг в тени увижу белый гриб!
Потрясает умение Рубцова на подсознательном уровне «увязать» белый гриб с прекрасной царевной. Разнообразные сведения, получаемые поэтом в ходе разговоров с друзьями и случайными попутчиками, перетекают в новые стихи. И складывается впечатление, что Николай Рубцов непрерывно зачёрпывает из колодезя народных памяти и знаний родниковую воду легенд, местных говоров-выражений и образов. Поэт перемещается туда, куда гонит ветер судьбы. Вероятно, он считал,
212
что всё в руках Божьих и все его радости и невзгоды в этой бездом-ной жизни только будут давать ему бесчисленные впечатления, темы, образы и конкретные знания для новых стихотворений.
В селе Липин Бор Николай Рубцов сообщил, что хочет написать поэму об Александре Невском. Однажды в саду Н. Старичкова нашла маленькую иконку, которую Рубцов забрал категорически со словами: «Это мне». В последний день жизни в селе на машине Михаила и Лиды Ферапонтовых (Лида – школьная подруга Старичковой) поехали в лес и набрали множество рыжиков и груздей. На самолёте с мешком грибов вернулись в Вологду (62).
В августе 1967 года Вологодский обком КПСС запланировал и организовал агитационную поездку вологодских писателей по Волго-Балтийскому каналу. 24 августа от причала судострои-тельного завода Череповца отправился теплоход по маршруту Череповец-Вытегра.. . В поездке участвовали А. Яшин, В. Белов, А. Романов, В .Коротаев, Б. Чулков, Н. Рубцов, Д. Голубков, Н. Кутов, Л .Беляев, С. Чухин и другие. Во время остановок в речных портах (городках и сёлах) в Кириллове, Белозерске, Липином бору, Вытегре и Оште писатели и поэты выступали на литературных вечерах в местных Домах культуры.
По свидетельству учителя городской школы В. Гостинщиковой, писатели, в том числе Н. Рубцов, выступали 25 августа 1967 г. на конференции преподавателей литературы в ДК г. Кириллова, давали автографы (31). Наблюдаемые во время поездки картины нарисованы поэтом в стихотворении «Последний пароход» о А.Я.Яшине:
Он, написавший столько мудрых книжек, –
Смотрел туда, где свет зари и грязь
Меж потонувших в зелени домишек…
И снова Рубцов на подсознательном уровне направляет взгляд читателя на Свет и Тень Бытия: «свет зари и грязь…».
На короткой кинозаписи поездки можно увидеть А. Яшина, Н. Рубцова, В. Белова, В. Коротаева и других. Рубцов оберегал от лишних контактов очень больного в то время Яшина, хотя тот старался не показывать виду. Однако не просто было обмануть такого проницательного человека, как Рубцов. Под Вытегрой
213
(дальняя точка поездки по каналу) Рубцов даже отчитал Чухина, считая, что тот отнимает время у Яшина никчемными разговорами.
Во время этой поездки, 27 августа 1967 года Рубцов подарил «Звезду полей» А. Я. Яшину с надписью: «Александру Яковлевичу Яшину с вечной любовью и благодарностью».
4 сентября 1967 года в городском Доме культуры в Вологде состоялся литературный вечер. Виктор Коротаев прочитал стихи из цикла «Липовица». Василий Белов – отрывок из новой повести «Плотницкие рассказы», Сергей Чухин – стихи «Шуршат сухие ивняки» и «Горлинка», Александр Романов – «Серьёзный разговор», Александр Яшин – стихи из книги «День творения».
Вспоминает А. Рачков (27):
«Самой яркой и впечатляющей фигурой, безусловно, был Александр Яшин. Никто не знал и не мог даже предполагать, что это последнее выступление поэта на своей родине. Быть может, только он сам, терзаемый болезнью, тревожно вслушивался в себя и невольно подводил итог своей суровой жизни. Потому так чутко и внимательно он вглядывался в младших братьев по перу, и всего пристальнее следил за Рубцовым…
В тот вечер Николай Рубцов был в коричневом в тёмную полоску костюме, с аккуратно отточенными (по-флотски) стрелками на брюках, голубой рубашке без галстука и простых чёрных ботинках с блеском на носках.
Заметно было его волнение. И не потому, что перед ним переполненный зал …, а чувствовал на себе пристальный взгляд Александра Яшина, к которому питал особое отношение. Рубцов прочитал своё любимое «В минуты музыки». Вдохновенно, отбивая правой рукой в воздухе такт и чуть склонив голову набок, словно вслушивался в музыку своего стиха…
В конце вечера лицо его просветлело. Не любитель давать автографы, в ту встречу Рубцов охотно подписывал «Звезду полей». Его радовала не столько церемония подписания, сколько сами люди, в руках которых он видел свою книжку.
И вдруг к нему подошла девушка с первой его книжечкой «Лирика». Пальцы Рубцова нервно вздрогнули. Он внимательно посмотрел на девушку, а та смутилась и скороговоркой ответила: «А мне «Звезды полей» не досталось. Всё разобрали уже. И вот только теперь эта…».
214
После встречи в городском Доме культуры состоялся ужин в малом зале ресторана «Вологда». В застолье Николай Рубцов оказался рядом с Яшиным. В этой компании очутился и наш земляк, известный скульптор, академик Сергей Михайлович Орлов, автор памятника Юрию Долгорукому в Москве…
И вдруг Александр Яшин повернулся к Николаю Рубцову и так проникновенно попросил:
– Коля, твой тост. Давай экспромтом что-нибудь! А?
Николай взглянул на Яшина, заметно вспыхнул лицом и тихо ответил:
– Хорошо, Александр Яковлевич… Попробую…
Волнение с лица постепенно спадало, и оно становилось уверенно-спокойным и даже властным, плотно сжатые губы, жёстко очерченные скулы, прищуренные глаза – всё выражало упорную мысль. Взгляды были устремлены на Рубцова. И он это не столько видел, сколько чувствовал. И вот словно прояснение озарило его лицо. Оно стало спокойным и сдержанно-ликующим.
Пальцы, до этого нервно перебиравшие ножку бокала, замерли, цепко облегли нагретое стекло, и рука вынесла бокал на середину стола, вздрагивая под такт чтения:
За Вологду, землю родную,
Я снова стакан подниму!
И снова тебя поцелую,
И снова отправлюсь во тьму,
И вновь будет дождичек литься…
Пусть всё это длится и длится!
Александр Яшин склонился к Рубцову и приложился к его щеке…»
Некоторые исследователи скользят по поверхности заложенной мысли поэта и попадают в ловушку недостаточной глубины понимания явлений. Для земляков поэта первые две строки тоста – родные. Вторые две строки – радость жизни на земле и прощание с ней: временное и безвременное. Третьи две строки – пожелание вечности Бытия (без дождичка жизнь-земля засохнет).
О знаменательном эпизоде, который возник на этом вечере вспоминает А. Рачков (27):
215
«С каждым тостом разговор становился оживлённее и откровеннее. Не сошлись во мнениях о современном искусстве скульптор Орлов и писатель Белов. Разногласие в любви к малой родине возникло у Яшина с Орловым. Александр Яковлевич вспылил, махнул рукой и, чтобы прекратить спор, в котором была
большая дистанция непонимания друг друга, вместе со стулом отодвинулся от Сергея Михайловича Орлова. Сын того, оскорблённый за отца, иронически спросил:
– Вы, может быть, ещё дальше двинитесь, Александр Яковлевич?
Яшин быстро повернул голову к Рубцову, чуть помедлил, потом оглядел всё застолье, сверкнул глазами, и под усами у него растеклась улыбка:
– С удовольствием бы, но дальше – некуда. Там Рубцов».
В «Литературной России» от 22 сентября 1967 года Передреев в рецензии под названием «Мир, отражённый в душе» писал:
«В сегодняшних сборниках стихов «шум времени» зачастую заглушает поэта. Причём, «осваивая время», поэт часто принимает техническое чудо за поэтическое. Воспевают, скажем, аэропорт, не понимая, что это сооружение – всего-навсего быт современного человека и если и имеет отношение к поэзии, то чисто декоративное.
В книге, если только она производное души поэта, а не просто сгустки слуховой и зрительной информации, должна стоять тишина, подобная тишине глубокой чистой реки, в которой отражается окрестный мир…
Такие стихи, как «Тихая моя родина», «Русский огонёк», «Я буду скакать по холмам…», «Над вечным покоем», «Зимовье на хут оре», «Видения на холме», проникнутые есенинским поклонением родине, исполненные радости и боли за неё, –
достойное продолжение традиции русских поэтов прошлого, для которых тема родины всегда была главной!»
Критики либерального направления обозвали народную поэзию «тихая» лирика с целью принизить её звучание в обществе. Фактически эти «западники» двадцатого века продолжали идеологическую борьбу со «славянофилами», с представителями патриотического направления в советской и русской литературе. И в этой борьбе отношение к поэзии Рубцова было своего рода
216
«лакмусовой» бумажкой для выявления позиции критиков к нашей
Родине, к обществу (курсив Ю.К.-М.), которое дало им образова-ние и неплохое материальное обеспечение по сравнению с трудо-вой опорой Родины – крестьянами, рабочими, инженерами.(31).
Рубцов не занимался освещением какой-то заданной темы. Он сочинял интуитивно и эмоционально. И, как известно, тема может совпадать у многих поэтов, а вот способы её решения (образность, ритмика, рифмы и, главное, духовное содержание) различны и зависят от уровня мастерства поэта, от его миропонимания.
Анатолий Передреев отмечает также в статье:
«Из «поэтических предков» Рубцова я называл Тютчева и Есенина. Среди современников он безусловно опирается на опыт Александра Яшина с его глубинностью, серьёзностью творчества, основанного на коренном языке. Кстати сказать, большой талант этого писателя помог вырасти целой вологодской семье русских писателей: Василию Белову, Сергею Викулову, Николаю Рубцову, Александру Романову, Виктору Коротаеву. Конечно, все они абсолютно разные, друг на друга не похожие, но всех их объединяет одна почва.
Эта почва родины, природы, деревни – главный учитель Николая Рубцова.
В горнице моей светло.
Это от ночной звезды.
Матушка возьмёт ведро,
Молча принесёт воды.
Сколько глубокой поэтической тишины, сколько поистине крестьянской естественности, несуетливости здесь, сколько ощущения жизни как бытия.
Высокая и светлая звезда освещает большинство стихотворений этой книги, оправдывая превосходное, на мой взгляд, название её.
Жаль только, что её оформление на редкость безвкусно».
Отношение Рубцова к «художественному» оформлению обложки в престижном издательстве «Советский писатель известно. Поэт срывал иногда обложку. Художник или специально безвкусно разрисовал обложку или это был какой-то зацикленный абстракционист с коньячно-звёздным уклоном.
217
Ухватившись за термин «почва родины, природы, деревни», литераторы урбанистического направления ёрничали в статьях о «деревенской» поэзии Рубцова, старались свести её до уровня местной вологодской тематики и обзывали «почвенниками» писателей русского патриотического движения. Всё это шло под флагом интернационализма, в русле политики космополитизма, охаивания русской самобытности и скрытого преклонения перед иностранщиной.
«Звезда полей» проявилась как первый луч Света народной философии в поэзии середины 20-го века. Стихи-песни Рубцова продолжили на новом уровне творчество А. Кольцова, С. Есенина, а также советских русских поэтов А. Фатьянова и М. Исаковского.
Сборник «Звезда полей» завершил второй период творчества Рубцова. С весны 1967 года начался третий глубинный по духовному отображению жизни этап творчества поэта.
В житейском и творческом планах Рубцов в 1967 году (по свидетельству Н. Старичковой) общается с Чухиным, В. Беловым, С. Багровым, А. Романовым, Б. Чулковым.
Газета «Сокольская правда» в 1965 – 1967 годах представляла стихи Рубцова, а в номере от 17 октября 1967 года, ссылаясь на статью в центральной партийной газете «Правда» от 19 августа 1967 года, перепечатывает абзац:
«…Наиболее приметное и самобытное явление – книга Николая Рубцова «Звезда полей», лучшие страницы которой захватывают чистым и проникновенным лиризмом и чем-то отвечающим есенинскому, но совершенно самостоятельным по своему характеру».
В октябре Рубцов три дня жил у А. Рачкова. Поэт читал стихи, играл на гармошке. Возникла у друзей дискуссия о песнях, о связи музыки и слова. И на вопрос А. Рачкова о конкретной песне, враги ли музыка и слово, Рубцов ответил (27):
«Нет. Они всегда союзники. Поэтическое слово и есть музыка. Так что из плохой песни время может выкидывать слова, а в хорошей оставлять до конца человеческих дней. Вот «Помню я ещё молодушкой была…» Песня-роман, песня-былина. Нас всех не будет и других ещё после нас, а песня будет звучать первозданной красотой. Гармония души!..».
Листая списки студентов-заочников 4-го курса (1966-1967 годы)
218
архиве библиотеки литературного института, обратил внимание, что в графе «адрес» только у Николая Рубцова ничего не обозначено. А в списках студентов 5-го курса (1967-1968 годы) «адрес» у Рубцова: Алтайский край, Красногорский район, с. Красногорское, ул. Мира, 15-а, кв. 5. Может быть, Рубцов думал жить на Алтае? В это время у Н. М. Рубцова в возрасте 31 года нет постоянного местожительства и прописки в России и СССР.
Вспоминает А. Азовский (69):
«Видел я Николая и в порыве творческой радости. Заскакивает он как-то в комнату (только что с вокзала приехал, билет в родную Вологду в предварительной кассе купил), а сам – аж сияет весь. – Слушай, я экспромт сочинил, пока в троллейбусе ехал, – закричал он ещё с порога:
Я уплыву на пароходе,
Потом поеду на подводе…
Не можем мы, пишущие, чутко-осторожными друг к другу быть. Если что не по тебе, надо сразу же правду-матку высказать. Да погорячее, чтобы «дошло». Вот и я тогда. Ещё не утихло радостное, стосковавшееся «И буду жить в своём народе!», а я уже с замечанием:
– Что это у тебя за строка – «Потом ещё на чём-то вроде»? для рифмы, что ли?
Радостное возбуждение у Николая сразу на убыль пошло. Смотрит на меня своими сплошно-чёрными, чё, мол, тут непонятного? А потом, подумав, тихо так говорит:
– Да как ты не поймёшь? Я ведь не знаю с е й ч а с, что там за оказия мне подвернётся.
Помню и Николая беззащитно-грустным. Как-то после окончания сессии собирался я домой, в Свердловск. Николай почему-то не торопился в свою Вологду, хотя сессия у него тоже кончилась. Сидим вдвоём (все поразъехались уже), не спеша «посошок» потягиваем. Грустно было. Под настроение я и пожаловался Николаю, что дома у меня не всё ладно – жена болеет, квартиры своей нет. Николай сочувственно помалкивал. Потом вздохнул тяжело и говорит:
– Ничего. Обойдётся. У тебя хоть какой-то, да всё же тыл есть.
219
Ждут тебя. А у меня и того нет – как говорится ни дома, ни лома. Ехать бы вот надо, а к кому, кто ждёт? По друзьям всё мотаюсь. Надоел поди, всем до чёртиков…»
28 октября 1967 года на «Литературной странице» черепо-вецкой газеты «Коммунист» представлены два стихотворения Рубцова: «Она совсем ещё ребёнок» (основной вариант стихо-творения «Зачем?» без последней строфы) и «Гуляевская горка».
В октябре 1967 года по ходатайству А. Яшина секретарь обкома В. И. Другов выделил поэту место в филиале общежитиясовпарт-школы на Октябрьской улице, 19. Хотя и появилась своя крыша над головой, не мог Рубцов держать свой архив в «проходном дворе», в квартире-номере. Автор обращает внимание на то, что место было предоставлено обкомом поэту Рубцову, который не был членом КПСС!
Вспоминает Василий Оботуров (31):
«Радушие и уют, которым делились с Николаем Рубцовым многие, помогали ему не только пережить бездомность, но и продуктивно работать все эти годы. У него появились в Вологде друзья, своим человеком он чувствовал себя и в редакции молодёжной газеты.
В редакции Рубцов появлялся то в сером костюме, тёмной рубашке со светло-серым галстуком сплошными крохотными ромбиками, то, несколько позже, в новом коричневом костюме в тонкую серую полоску и белой рубашке с зелёным галстуком. Ботинки и пальто поношенные, но аккуратно вычищенные, и пресловутый длинный шарфик не висел, как попало, а снимался вместе с пальто, когда он усаживался с ребятами играть в шахматы…
Обращала на себя внимание смугловатая бледность его узкого лица с большим лбом…Мне довелось не раз видеть его возмущенным, и не помню, чтобы он был не прав.
Хамского пренебрежения Николай действительно не терпел. Чем он вызывал раздражение людей определённого сорта, трудно сказать, то ли какой-то особой внутренней сосредоточенностью, то ли цепкостью быстрого взгляда, который был «не как у всех»…А между тем выглядел он скорее незаметно, чем вызывающе (курсив Ю.К.-М.).
Навязчивости в Рубцове не было никакой, пьяным за три года
220
мне не довелось его видеть ни разу, и потому многое в россказнях о нём представляется досужим вымыслом. Да, чуть выпивши, он появлялся не раз…
Ни разу не случалось, чтобы он упрашивал печатать то или иное стихотворение, настаивал. Свои оценки он высказывал прямо и откровенно, если не сказать резко и зачастую не считал нужным их как-то аргументировать. И сам соответственно прямоту принимал спокойно. Но фальши терпеть не мог, ложь угадывал сразу, как и неискренность – и сразу утрачивал интерес к собеседнику, равнодушно и откровенно замолкал, отходил в сторону, не умея и не желая вести игру в «приличия» (курсив Ю.К.-М.). Может быть, поэтому он и не вписывался ни в какую «систему», всегда оставался самим собой».
В. Зинченко в статье о Николае Рубцове отмечает (73):
«Однако, литературная судьба Николая Рубцова складывалась успешнее его обыденной, житейской судьбы. Егор Исаев буквально за руку отвёл поэта в редакцию журнала «Молодая гвардия», где с ним сразу заключили договор и через три месяца опубликовали подборку стихов; тогда же отвёл его в «Правду» к Кошечкину – в «Правде» через три дня напечатали два стихотворения Рубцова…».
В начале декабря 1967 года поэт в связи с подготовкой публикаций находился в Москве. Возвращается в Вологду. Отмечает где-то на радостях свой успех. И 7 декабря 1967 года Рубцова забирают в вытрезвитель. Логично, что приходит информация в адрес областной писательской организации, вологодских горкома и обкома КПСС.
А 8 декабря 1967 года центральная газета страны «Правда» публикует стихотворения «Шумит Катунь» и «Детство», что нежданно-негаданно изменяет ситуацию. Такая публикация всегда работает не только на повышение авторитета поэта. Вот фрагмент эпической алтайской картины, которую Рубцов больше года создавал, прежде чем представил широкому читателю:
…Как я подолгу слушал этот шум,
Когда во мгле горел закатный пламень!
Лицом к реке садился я на камень
И всё глядел, задумчив и угрюм,
221
Как мимо башен, идолов, гробниц
Катунь неслась широкою лавиной,
И кто-то древней клинописью птиц
Записывал напев её былинный…
Как сказал какой-то «мудрец»: «Стихи писать легко. Надо только правильно расставить всем известные слова». Правда, надо ещё чистую душу и знания вложить в текст.
Удивительно почти полное временное совпадение двух событий в Вологде и Москве. И неясно руководителям: то ли награждать Рубцова, то ли наказывать.
В начале декабря 1967 года поэту предоставили место в однокомнатной квартире с двумя соседями (комсомольскими работниками) на ул. Ветошкина. Условия жизни и творчества также не совсем подходящие. Но есть крыша над головой.
11 декабря 1967 года Рубцов получил телеграмму из Николы: «Будем в Вологде 12 Челюскинцев 41 кв 2 Гета Леночка». Очевидно, Рубцов встречался с дочерью и Гетой, которые приезжали в Вологду к родственникам или знакомым.
В декабре 1967 года Рубцов пишет письмо на имя секретаря Вологодского обкома партии В. И. Другова, в котором сообщает:
«При Вашем благожелательном участии…я получил место в общежитии. Искренне и глубоко благодарен вам, Василий Иванович, за эту помощь, т.к. с тех пор я живу в более-менее нормальных бытовых условиях.
Хочу только сообщать следующее:
Нас в комнате проживают трое.
Мои товарищи по месту жительства – люди другого дела.
В комнате, безусловно, бывают родственники и гости.
Есть ещё много такого рода пунктов, вследствие которых я до сего времени не имею нормальных условий для работы. Возраст уже не тот, когда можно бродить по морозным улицам и на ходу слагать поэмы и романы. Вследствие тех же «пунктов» я живу отдельно от жены, впрочем, не только вследствие этого: она сама не имеет собственного жилья. (курсив Ю.К.-М.). Среди мало-знакомых людей я привык называть себя «одиноким». Главное, не знаю, когда это кончится» (19).
Николай Рубцов в письме называет Гету, мать своей дочери,
222
женой, хотя формально они не были зарегистрированы. Письмо не закончено и, видимо, не отправлено, потому что в таком стиле просьбу о жилье в адрес секретаря обкома не пишут. Но содержание письма говорит о настроениях Рубцова. Вероятно, на основе этого письма поэт написал другое.
Во всяком случае, в январе 1968 года поэту дали, наконец, отдельную продолговатую комнату (которую в народе метко окрестили «пенал», – прим. Ю.К.-М.). В этой квартире жила семья партийного работника (ул. Набережная VI армии, 209, кв. 43). На руководство Вологодской области подействовал факт публикации стихов Рубцова в «Правде», которая крайне редко печатала поэтов. Теперь у Рубцова появилась постоянная прописка в Вологде.
Ходит одна из легенд, связанная с проживанием Николая Рубцова в этой комнате. Поэт лежит на раскладушке, уставившись взглядом в потолок. На столе начатая бутылка вина. Вошёл сосед, партийный работник областного масштаба, в новом костюме, в белой рубашке и при импортном галстуке и приглашает в свою комнату на новоселье. Рубцов говорит соседу: «Удались, ты мне мешаешь». Сосед опять приглашает. Рубцов снова: «Выйди вон! Ты мне мешаешь думать». Сосед: «О чём вы думаете?». Рубцов отвечает: «Я думаю о том, как соединить учения Ленина и Христа.
А ты мне мешаешь». Совсем не понравилось поэту, что сосед лез к нему в душу. Партработник письменно жалуется в обком партии. Приглашают на «ковёр» секретаря Вологодской писательской организации А. Романова. Хмурый после партийного разноса А. Романов вызывает к себе поэта. Для прояснения обстоятельств дела посылают за вином. По ходу «творческой» беседы Рубцову объясняют, где, о чём и с кем можно говорить, а инцидент таким методом «залакирован».
Но возникла ситуация психологической несовместимости личностей в квартире. На совместной кухне у Рубцова ничего нет. Домашнее хозяйство вести без женской руки практически невозможно. У соседа, А. В. Сидоренкова есть и маленькие дети. В подселении Рубцов опять не получил полной свободы. Старичкова пишет (62): «Единственное «окно в мир» – окно с видом на реку. Единственный стул, раскладушка без матраца, подушки… Главное же в комнате – чемодан, где сложены его нехитрые пожитки – книги, рукописи, переписка…».
223
Вспоминает журналист Александр Анисенков (74):
«Однажды я приехал в Вологду, не предупредив Рубцова – обычно я сообщал ему через своих друзей из областной газеты «Красный Север». По старой дружбе зашёл вечером на «огонёк» послушать новые стихи. Был поздний час. Мы сидели за скромно уставленным столом в тесной комнатёнке, напоминавшей чем-то школьный пенал.
– К «излишествам» нам не привыкать, – пошутил Рубцов, – поужинаем, чем бог послал. – Перейдя на серьёзный тон, добавил: – Недостаток мяса меня не огорчает. Тревожит дефицит добра. Дефицит добрых человеческих отношений. Не могу объяснить сегодняшнюю недоброжелательность. Исстари на Руси взаимоотношения отличались чуткостью. Последним делились…
Вот наша учительница в Николе Нина Ильинична заботилась о нас, как родная. Помню, чернил не было. Бумаги не было тоже. Нина Ильинична учила нас изготавливать чернила из сажи. А тетради для нас делала из своих книг. И мы с великим прилежанием выводили буквы по этим пожелтевшим страницам на уроках чистописания… И никто из нас знать не знал, что в жизни у неё случилось большое горе: погиб на фронте муж…».
Из «пенальной» комнаты Николай Рубцов рисует «Вологодский пейзаж»! И бытовые неурядицы не мешают поэту превращать обычный пейзаж в таинственную картину, смысл которой хочется и надо разгадать:
Живу вблизи пустого храма,
На крутизне береговой
И городская панорама
Открыта вся передо мной.
Пейзаж, меняющий обличье,
Мне виден весь со стороны
Во всём таинственном величье
Своей глубокой старины.
В результате поездки по Волго-Балту Сергею Чухину понравилось село Липин Бор, куда он осенью 1967 года переехал работать в качестве корреспондента-организатора местного радиовещания. Чухин приглашал вологодских друзей и Рубцова
224
приехать полюбоваться местной природой. В районной газете «Волна» продолжал работать редактором Василий Елесин. В конце января 1968 года Рубцову дали короткую команди-
ровку и он прилетел в Липин Бор. Одну ночь Рубцов прожил в местной гостинице, где ему не понравилось. А на следующий день поэт подселился в редакцию. Вспоминает Сергей Чухин (27):
«Вечерами в редакции В. Д. Елесин и секретарь В. Фофанов подолгу задерживались, подписывая номер в печать. Подкидывали в печь поленья, играли в шахматы. Игроком Рубцов был серьёзным, но азартным в проигрыше и выигрыше».
Характерен для Рубцова факт подготовки рукописи новой кни-ги стихов. Дело в том, что Рубцов заявил, что он потерял рукопись, попросил выделить ему машинистку для перепечатки её. И когда В. Елесин удивился тому, как же можно перепечатать рукопись при её отсутствии, Рубцов сказал, что продиктует стихи. У поэта была феноменальная память и в голове шла непрерывная работа над совершенствованием текстов. То, что большинство поэтов выискивало за столом перед окончательным выпуском в свет, Рубцов «делал» в голове. И он надиктовал машинистке рукопись будущей книги «Душа хранит» для Северо-Западного издательства. В сборник вошли, в основном, стихи-песни, созданные в 1967 году.
В программном стихотворении «Привет, Россия – родина моя!..» Николай Рубцов на все времена сказал:
За все хоромы я не отдаю
Свой низкий дом с крапивой под оконцем…
Как миротворно в горницу мою
По вечерам закатывалось солнце!
Вот это и есть в поэтической форме фрагмент русской народной философии, которую до сих пор не могут понять всё новые и новые долларопоклонники-ньюматериалисты. Родина – это дом с крапивой под оконцем для основной массы народа, а не коттедж-мечта с искусственной заморской травой.
Тогда же, в январе 1968 года Рубцов написал стихотворение «Сосен шум». Василий Елесин вспоминает (27):
«Доброй памятью о последней встрече с Николаем Михайловичем в Липином Бору стало его стихотворение «Сосен
225
шум», давшее позднее название сборнику. Помню, как все мы радовались в редакции, услышав это стихотворение от самого Рубцова. Радовали чеканные, удивительно точные строчки о давно всем примелькавшемся, но увиденном заново…
«Соседний барак» – не что иное, как липинборская пекарня, стоявшая неподалёку от редакции, в ней работали ночью, и свет в её окнах не гас до самого утра…»
Какое русское селенье!
Я долго слушал сосен шум,
И вот явилось просветленье
Моих простых вечерних дум.
……………………………….
Пусть завтра будет путь морозен,
Пусть буду, может быть, угрюм,
Я не просплю сказанье сосен,
Старинных сосен долгий шум…
Увидеть за окном философское – дано было именно Рубцову.
В феврале-марте 1968 года, когда Рубцов уезжал по своим делам из Вологды, к нему на квартиру заходила Н. Старичкова. Как она отмечает, на кухне места для стола Рубцова не было. Кухня фактически принадлежала другой семье. Вспоминает Н. Старичкова (62):
«А. В. Сидоренков, умный, рассудительный мужчина, не мог понять образ жизни поэта. Он принял Рубцова (как мне показалось) за опустившегося пьяницу. Пытаюсь объяснить, что Рубцов – это действительно поэт, а не самозванец, что это человек очень сложной натуры. Мой монолог, по-видимому, понемногу убедил хозяина квартиры иначе смотреть на шумного жильца, потому что он не стал больше его критиковать».
О встрече в Тотьме вспоминает Маргарита Игошева (75):
«Мы общались с Николаем Михайловичем Рубцовым как родственники. Рубцов был муж моей тёти Генриетты Михайловны.
В то время у нас готовился школьный вечер поэзии. Я выбрала стихотворение Пушкина о декабристах… Он мне говорил: «Ну, как ты читаешь! Поэт душу туда вложил. Читай снова с душой». Когда он читал, у меня мурашки по телу…
226
Однажды играл много грустных песен на гармошке и плакал. Рубцов так пел и играл, что, гляди, меха разорвёт. Он отдавал стихи в редакцию, а там стихи сокращали и ему не платили. А надо было выехать в Николу или в Вологду. Николай Рубцов говорил:
« Они меня ещё попомнят! Потому что поэтов в России только
Пушкин, Есенин и я». В те времена доехать до Тотьмы можно было только на пароходе…
А зимой доехать до Николы очень сложно. Можно было выехать из села и въехать только на санях и лошадях».
С осени 1967 года появляются положительные отзывы о сборнике «Звезда полей» и творчестве Рубцова. У поэта две книжки стихов, множество публикаций в журналах и газетах. 19 апреля 1968 года Николай Рубцов был принят в Союз писателей СССР. Рекомендации дали известные Ф. Ф. Кузнецов, А. Романов, В. И. Белов, Вик. Коротаев.
В Вологде Рубцов участвует в различных литературных мероприятиях. В ГАВО (Государственный архив Вологодской области) имеется почётная грамота, которая вручена Рубцову Николаю Михайловичу «За активное участие в общественной работе в ИТУ (исправительно-трудовых учреждениях)». Приказ № 187 от 18.04.1968 г., г.Вологда. Подписана зам. начальника УООП Вологодского облисполкома полковником И.Зайцевым.
С отдельной комнатой Рубцов строил семейные планы. Он думал перевезти в Вологду Генриетту и дочь Лену. Тем более старая изба в Николе развалилась и женщины перебрались жить в сельсовет. Летом 1968 года Рубцов приезжал в Николу, участвовал в сенокосах и обсуждал планы на жизнь. Как вспоминала Генриетта Михайловна: «Рубцов звал нас переехать в Вологду, но жилья у него не было, жил в общежитии» (54).
Сложность ситуации состояла в том, что в комнату к Рубцову должны были бы переехать не только Гета с дочерью, но и его неформальная тёща. Нужно было зарегистрировать брак. Рубцов мог бы прописать только дочь и жену и при условии, что размер жилья на каждого члена семьи должен был составить не менее 5 кв. метров. Прописка тёщи не удалась бы. Возникала ситуация раздельного проживания тёщи с дочерью и внучкой.
Бытовая ситуация вокруг Рубцова, как члена Союза писателей СССР, наверняка, была в поле зрения руководства области. Во
227
всяком случае, летом 1968 года, во время сенокоса, секретарь вологодского обкома КПСС В. И. Другов специально заезжал в Никольское для встречи с Рубцовым и имел с ним беседу. Но обстоятельства с отдельной квартирой быстро не складывались.
Летом 1968 года Рубцов глубоко переживал смерть А. Я. Яшина, земляка и старшего товарища, который не раз выручал его в сложных жизненных ситуациях. «Красный север» опубликовал стихотворение поэта «Последний пароход», посвящённое Яшину.
Рубцов продолжает рисовать с натуры. В стихотворении «По дороге к морю» (опубликовано 9 августа 1968 года) поэт радуется разнообразию пейзажей «вдоль дороги», «мимолётным поцелуям
прохладных листьев сентября».
В Вологду из Ивановской области на период летних каникул в 1968 году приезжает залётный любитель поэзии учитель физкультуры Ю. П. Рыболовов. По свидетельству Н. Стариковой он быстро заводит знакомства с местными поэтессами и поэтами, в том числе с Николаем Рубцовым. Участвует в бытовых мероприятиях поэтов. И ночует по всей Вологде (62).
О дочери Лене Николай Рубцов вспоминает в беседе с Н. Старичковой (62):
«А один раз я был наверху (это он имел в виду кладовочку на чердаке, где обычно писал стихи). Смотрю: она ползёт, ползёт по лестнице ко мне, а в руках моя рубвшка. Спрашиваю: «Лена, зачем ты мою рубашку несёшь?» А она мне отвечает: «Чистая». Вот она у меня какая!»
31 августа 1968 года «Вологодский комсомолец» опубликовал стихотворение «Тот город зелёный», в котором поэт переживает разлуку с любимой дочерью:
Сорву я цветок матиоллы –
И вдруг заволнуюсь всерьёз:
И юность, и плач радиолы
Я вспомню, и полные слёз
Глаза моей девочки нежной
Во мгле, когда гаснут огни…
Как я целовал их поспешно.
Как после страдал безутешно!
Как верил я в лучшие дни!
228
18 сентября 1968 года в череповецком «Коммунисте» печатается «Литературная страница», где представлены стихи Рубцова «Старый конь» и «Фальшивая колода».
Поэт непрерывно путешествует по Вологодской области и Северу России. Рубцов брал в городской библиотеке редкое в то время издание Карамзина «История государства Российского». В гостях у поэтессы Нины Груздевой Рубцов спрашивает мнение кумыкской поэтессы Ш. Алишевой о русских. И вот что пишет Н. Старичкова, присутствовавшая на этой встрече (62):
«Алишева с гордостью говорит о своих собратьях.
– А русские не такие, простоваты очень.
Я запомнила эту фразу, потому что сразу подумала: «Что это она нас за иванушек-дурачков принимает?» Что тут началось! …Прекрасный знаток истории (история была его любимым предметом в школе), он (Рубцов), как отличник на экзамене, без запинки, образно рассказывал о Дмитрии Донском. Он вёл себя так, словно сам был участником Куликовской битвы. Вот он уже на Ледовом побоище и словно лично знал Александра Невского… Он сражался не за себя оскорблённого. Он защищал Россию…»
К сожалению, даже вот такие представители народностей нашей страны почему-то видят в покладистости русских, в их доверчивости, в вере в Добро какую-то ущербность.
17 ноября 1968 года газета «Вологодский комсомолец» публикует стихотворение «О Московском Кремле», где Николай Рубцов видит исторически Кремль так, как никто до него:
Да! Он земной! От пушек и ножа
Здесь кровь лилась…Он грозной был твердыней!
Пред ним склонялись мысли и душа,
Как перед славной воинской святыней.
Но как – взгляните – чуден этот вид!
Остановитесь тихо в день воскресный –
Ну не мираж ли сказочно-небесный –
Возник пред вами, реет и горит?
В этих стихах как будто речь идёт о наших днях. Многое понимал и видел Рубцов из шестидесятых годов 20-го века.
21 октября 1968 года издательство «Советский писатель»
229
заключает с Рубцовым договор на сборник «Сосен шум» со сроком сдачи рукописи до 15 декабря 1968 года.
Рубцов систематически бывает в общежитии литературного института, встречается с поэтом А. Передреевым, участвует в диспутах о русской поэзии. Как свидетельствует поэт и литератор Лада В.Одинцова, студентка литинститута с 1967 года, поэзию Николая Рубцова она поняла не сразу. Ей, уроженке Украины и знатоку украинского быта и литературы, были просто непонятны русские сельские символы, которые она окрестила как черно-белую графику. И постепенно образность и содержательность поэзии Рубцова захватили её сознание. Лада Одинцова призналась: «Рубцов учил меня быть русской». ( 76 см. приложение № 15??)
Вспоминает В. Макеев о беседах с Рубцовым (58):
«Однажды он перепечатывал в моей комнате рукопись новой своей книги «Сосен шум», и мне в течение десятка дней посчастливилось видеть его милым, трезвым и благообразным. Мы вдоволь насудачились о поэзии. Я, видимо, нравился ему своей откровенной молодостью, влюблённостью в Есенина и в него, тогдашней готовностью день и ночь читать и слушать стихи, и он не притворялся…
В действительности Рубцов блестяще знал всю русскую и многое из западной поэзии, например, наизусть читал Вийона. Малоформатный сборник Тютчева всегда носил в кармане пиджака, на какие-то простецко-щемящие мотивы напевал его стихи со слезами на глазах. Кроме Пушкина, вровень с Тютчевым не ставил никого, даже любимого Есенина, справедливо считая, что на уровне Есенина можно всё-таки написать несколько стихотворений, а Тютчев недосягаем вовеки. От Есенина, наверное, перенял страстную любовь к Гоголю, по памяти читал его большими кусками и почитал за гениального поэта.
Из современных поэтов, по правде говоря, очень высоко никого не ставил, не захлёбывался от восторга. Я видел его почтительным с Николаем Тряпкиным, сам по его просьбе знакомил с Фёдором Суховым, он уважал их творчество, но не более…
Цену он себе знал, вернее, угадывал. Перепечатав очередное стихотворение, отрывался от машинки и, поблескивая маленькими острыми глазками, размышлял вслух: «Конечно, Есенин из меня не получится. И Боратынский тоже. А вот стать бы таким поэтом, как
230
Никитин, как Плещеев! Ведь хорошие поэты, правда? Русские поэты, правда? – и мечтательно улыбался…»
Скромно оценивал Рубцов своё место в русской поэзии. Время всех расставило по местам. И как бы ни старались известные в недалёком прошлом поэты, как бы ни рекламировали своих кумиров публичные ведущие, а в народе поют и слушают задушев-ные песни Рубцова. Ни одному поэту 20-го века не посвящено
столько стихов, как Рубцову. Эти стихи памяти и признания идут сплошным потоком, чему свидетельство – конкурс «Звезда полей».
Лирическое отступление от Лады Одинцовой (76 77):
«…я знала правду и о создании многих произведений Н.Рубцова, А.Передреева, Ю.Кузнецова (нашей поэтической Могучей Кучки, к которой демагоги и фальсификаторы Истории Послевоенной Литературы уже начали причислять разнообразные имена прочих стихотворцев); я знала правду об их человеческих переживаниях, и древне-римская жажда возродить из их костей мужественную Истину, которой служила эта Троица – наша Могучая кучка – побудила меня создать более обстоятельные книги, а именно – двухтомное собрание литературоведческих произведений: «Камертон» и «Эпизоды из Истории Послевоенной Советской Литературы» (2011 и 2012 г.г.).
Ревниво исследуя 3 перечисленных научно-популярных книги Ю.Кириенко-Малюгина («Есть Божий суд…», «Николай Рубцов», «Звезда полей – Альманах 2011», - прим. Ю.К.-М.), впервые моя душа переполнилась чувством удовлетворения и радости уж хотя бы потому, что наконец-то Николая Рубцова автор (впервые появившийся на литературоведческом горизонте) защитил от позорного обвинения в грехе алкоголизма. Как свидетель, я, и даже более того как пострадавшая в общежитии того злополучного идеологического учреждения, которое именовалось Литературным институтом, с законным правом подтверждаю догадку исследователя Ю.И.Кириенко-Малюгина о том, что лучевая болезнь Рубцова обрекала его на поддержание физического здоровья употреблением умеренных доз сухого красного вина, что входит в терапию лучевой болезни». Приложение …..
24 декабря 1968 года Генриетта Михайловна посылает Николаю Рубцову на адрес ул. VI–ой Армии новогоднюю открытку (51, ГАВО, Вологда).
231
В течение 1968 года Рубцов и Генриетта Михайловна обменива-ются письмами для решения бытовых проблем.
В творческой папке Рубцова имеется преддипломный цикл под названием «Детство». В оглавлении поэт зачеркнул название и изъял стихотворение «В старом парке». Заменил его на «Зелёные цветы» из-за возможных идеологических сложностей на защите диплома. Книжку «Звезда полей» и подборку стихов «Зелёные цветы» Рубцов представил как выпускную работу на заочном отделении Литинститута им. А. М. Горького и сдалгосударствен-ные экзамены 26 декабря 1968 года (27). Присутствовали ректор института – В. Ф. Пименов, критик – Ф. Ф. Кузнецов, преподава-тели – Н. Н. Сидоренко, В. П. Друзин, Е. А. Исаев.
Вспоминает А. Азовский (68):
«В последний раз видел я Николая Рубцова радостным, когда он сдал госэкзамены. Выскочил из двери, за которой сидела комиссия, и, как мальчишка, «ура» закричал. Всех встречных и поперечных обнимал. Да и как ему было не радоваться, если он из всего своего рода первым высшее образование получил».
Из отзыва Н. Н. Сидоренко (51, ГАВО, Вологда):
«Дипломная работа Николая Рубцова (книга «Звезда полей» и 10 стихотворений из числа написанных позднее) – свидетельство того, что в литературу пришёл на редкость своеобразный, цельный в своём творчестве поэт, знающий во имя чего мы просиживаем ночи над листом бумаги, наедине с поэзией.
Творчество Н. Рубцова органично и цельно, он в стихах честен и открыт и свою грусть, что порой охватывает душу, он не скрывает, не вуалирует ничем…
Может показаться, что в отдельных стихах Н. Рубцова слух улавливает «есенинские» интонации. Возможно. Но это не подра-жание, а национальное сродство творчества, и тут С. А. Есенин в чём-то и помог младшему собрату, в чём-то поддержал, утвердил его».
Из отзыва В. В. Друзина на дипломную работу Н. М. Рубцова (51, ГАВО, Вологда):
«Тонкое и точное проникновение в мир русской природы, в характер русской национальной особенности – вот отличительная черта поэзии Н.Рубцова, ярко проявившаяся в книге «Звезда полей» с незаурядным мастерством.
232
Новые его стихи из цикла «Зелёные цветы» свидетельствуют о зрелом мастерстве поэта. Не только процитированное выше «На автостраде», и такие стихи, как «Во время грозы», «Шумит Катунь», «Городской пейзаж», «На ночлеге» – радуют читателя большой эмоциональной силой изобразительного мастерства.
Сейчас Н. Рубцов – поэт общепризнанный, в творческом движении его проявляется общее движение всей современной поэзии…
Дипломная работа Николая Рубцова – бесспорно отличная.
23.12. 1968 г.»
Из отзыва Е. А. Исаева (51, ГАВО, Вологда):
«Я помню её (книгу) сердцем. Помню не построчно, а всю целиком, как помнят человека со своим неповторимым лицом, со своим характером. Эффектного, ударного в книге ничего нет. Есть задушевность, раздумчивость и какая-то тихая ясность беседы. В ней есть своя особая предвечерность – углублённый звук, о многом говорящая пауза. О стихах Рубцова трудно говорить, как трудно говорить о музыке».
1968 год оказался очень насыщенным в поэтическом плане для Рубцова. Подготовлены подборки стихов для сборников «Душа хранит» (январь) и «Сосен шум» (декабрь), переданы для публикаций стихи в журналы «Октябрь», «Молодая гвардия», альманах «День поэзии», в газеты «Вологодский комсомолец», «Красный Север» и др.
И вот в конце декабря 1968 года Николай Рубцов получает, наконец, в Вологде отдельную однокомнатную квартиру (точнее, ордер на квартиру). Конечно, в «престижном» пятиэтажном доме и на «престижном» пятом этаже (ул. Яшина 3, кв.66). Въезжает в эту квартиру Николай Рубцов позднее. Взамен приличной мебели у поэта чемодан с рукописями. И есть иконы.
Новый 1969 год поэт встречает в Вологде с В. И. Беловым, судя по информации Н. Старичковой (62).
В стихах Рубцова после морской службы нет восторженных лирических мотивов. Поэт не любил говорить о своей семейной жизни, но вспоминал о своей дочери Лене. 29 января 1969 года «Вологодский комсомолец» публикует чистое оптимистическое стихотворение Рубцова «По дрова», в котором поэт рисует зимний никольский пейзаж.
233
Дед Мороз идёт навстречу.
Здравствуй!
Будь здоров!..
Я в стихах увековечу
Заготовку дров.
…………………………
Привезу я дочке Лене
Из лесных даров
Медвежонка на колене,
Кроме воза дров.
…………………………
Нагружу большие сани
Да махну кнутом
И как раз поспею к бане
С веником притом!
Открыто, для всего света говорит Рубцов о своей дочери Лене в прижизненном сборнике «Душа хранит» (1969 г.). После размолвки осенью 1968 года Рубцов написал стихотворение «Девочка», дата автографа 12.03.1969 г., предназначено для сборника «Зелёные цветы» (19, В. Зинченко). Глядя на игру девочки, лирический герой (поэт) переживает за ребёнка, за сиротство при живых родителях («что под самым грустным нашим взглядом, всё равно ей весело играть!»)
24 февраля 1969 года из редакции «Молодой гвардии» Рубцову пришло письмо об издании сборника стихов. Ситуация с поэтическими публикациями меняется коренным образом.
В феврале 1969 года в Вологду переехала семья Астафьевых. Вспоминает Мария Корякина, жена В. П. Астафьева (27):
«На Коле тёмное ношеное пальто, шапка пирогом, шарф пёстренький, довольно лёгкий для зимы, небрежно высовывался одним концом поверх пальто, на ногах разношенные валенки, а на
руках – деревенские варежки-самовязки из овечьей шерсти…Руки отчего-то всё время держал напряжённо… И мне показалось: он нарочно руки так держит, напоказ, как бы «работает» под деревенского мужичка… Я после не раз буду убеждаться, что ему иногда нравилось «выглядеть» неряшливо: пальто – будто с чужого плеча, широкое, с длинными рукавами, помятое, шапка – тоже,
234
валенки – стоптаны… Объяснял это тем, будто проверяет, как же друзья и вообще люди к нему относятся, что думают о нём и что в нём ценят больше: его внешний вид или душу и талант…
Николай Михайлович почти весь вечер играл на гармошке. Пил он мало, то ли не в настроении был, то ли не хотел производить плохое впечатление – не знаю. А пел много – и так пел! Пел свои стихи, подладив под них музыку, сочетание необычное, великолепное, великолепное ещё, быть может, потому, что, как пел сам он свои стихи-песни, так никто не сможет…
…Николай, устроив гармошку на узеньких коленях, чудно переплетя ноги, … прошёлся по клавишам, посмотрел в прост-ранство, мимо или сквозь сидящих за столом и, отвернувшись вполоборота, запел:
Меж болотных стволов красовался восток огнеликий…
Слова-то какие! Шесть слов – а перед глазами целая картина – видение природы!…
Притихло застолье. Некоторые запокашливали, за сигаретами потянулись…
Когда разговор шёл о безграничности поэзии, Рубцов утверж-дал, что у каждого, даже самого посредственного поэта обяза-тельно есть стихи, много или мало, пусть хоть одно, – мудрые, про-роческие, всегда остающиеся современными и что все поэты, знают они это или не знают, хотят того или не хотят, – пророки. И тут же как пример приводил своего любимого Тютчева…».
В начале марта 1969 года Николай Рубцов поехал в Рязань, где встречался с братьями Сафоновыми, посетил могилу Полонского. У В. Сафонова поэт играет на гитаре и поёт свои песни. Затем едет в Константиново, ходит по дому-музею Есенина и думает, думает.
18 марта 1969 года Рубцов пишет стихотворение «Поэзия», в котором по свежим впечатлениям поездки к Есенину сказал:
Теперь она, как в дымке, островками
Глядит на нас, покорная судьбе, –
Мелькнёт порой лугами, ветряками –
И вновь закрыта дымными веками…
Но тем сильней влечёт она к себе!
235
Темп жизни ускоряется. 11 апреля 1969 года к Николаю Рубцову из Кириллова после семинара культработников приезжает Генриетта. Они посещают Астафьевых. Пишет М. Корякина (27):
«Не помню, на второй или третий день после майских праздников перед обедом приходит к нам Николай Михайлович, постриженный, в голубой шёлковой рубашке, смущённо-улыбчивый, руки спрятаны за спину, а сам всё улыбается, и загадочно и радостно. За ним вошла женщина, светловолосая, скромно одетая, чуть смущённая, но полная достоинства. Мы как раз пили чай и пригласили их. Войдя в кухню, Николай торжественно поставил на стол деревянную маленькую кадушечку, разрисованную яркими цветами, – такие часто продают на базаре. В ней крашенные разноцветные яички. Заметив наше удивление, тут же выпалил радостно: «Сегодня же пасха! А вы и не знали? Я же говорил, что они не знают, – сказал он, обратившись к своей спутнице. – Христос воскресе! – весело воскликнул он. – А можно похристосоваться-то?»
Всем сделалось весело… Николай сообщил, что яички эти привезла Гета…
После пели песни. Николай заливается. Мы подтягиваем. А Гета, чуть откинувшись на спинку дивана, полуприкрыла глаза и всё смотрит, смотрит на него. Что свершалось в её сердце, о чём она думала, что переживала она?..»
По свидетельству М. Корякиной, разным бывал Николай Рубцов у Астафьевых: то мрачный, раздражённый и нетрезвый, то застенчиво-тихий, бледный. С удовольствием слушал класси-ческую музыку. После поездки в Москву рассказывал, как побывал в литинституте, в издательстве. Сказал, что не любит бывать в Москве из-за разных бытовых встреч. М. Корякина также отмечает, что Рубцов приходил с неизменным томиком стихов Тютчева, и читал стихотворение «На кончину брата».
Весной 1969 года Рубцов (член Союза писателей СССР!) защищает диплом. Поэт был в тёмном хорошем костюме, в белой рубашке. К защите диплома Рубцов уже потерял особый интерес: он прошёл все препятствия, которые вольно и чаще специально создавали ему на пути к высшему литературному образованию. За период шестилетней учёбы оценки Рубцова по основным предметам «удовлетворительно» и «хорошо». Согласно
236
документам ГАВО дипломная работа на тему «Звезда полей», стихи из цикла «Зелёные цветы», выполнена и защищена с оценкой «отлично». Государственные экзамены: марксистко-ленинская философия – хорошо; русская и советская литература – отлично.
22 мая 1969 года на имя Рубцова Николая Михайловича выписан диплом серии У № 835829. Дипломная работа Рубцова завершила второй этап его творчества (осень 1962 – 1967 годы). Но уже были написаны и опубликованы новые стихи (1968 и 1969 годов) и до «пика» рубцовской поэзии было ещё далеко.
Согласно выписке из зачетной ведомости к диплому за время учёбы в литературном институте Н.Рубцов сдал экзамены и зачеты по следующим гуманитарным дисциплинам (сведения взяты из Государственного архива Вологодской области). Ниже автор классифицирует предметы по одному из направлений (78):
1. Предметы в области национальных литературных знаний:
устное народное творчество, древняя русская литература, русская литература 18-го и 19-го веков, история русской критики, история советской литературы, семинар по творчеству Есенина.
А теперь вспомним, как преломлялись эти знания в творчестве поэта, например, в стихотворении «Видения на холме».
Взбегу на холм
и упаду в траву.
И древностью повеет вдруг из дола!
И вдруг картины грозного раздора
Я в этот миг увижу наяву.
А вот, как понимал поэт творчество своих предшественников:
Вот Есенин –
на ветру!
Блок стоит чуть-чуть в тумане.
Словно лишний на пиру
Скромно Хлебников шаманит.
Смотрите, какой подтекст даёт Рубцов! Есенин – стихия поэзии, Блок – непознанный вестник Руси, Хлебников – искатель новизны в поэзии. «Куда несёт нас рок событий» – не знает никто из них.
237
2. Предметы в области зарубежной литературы:
античная литература, зарубежная литература, литература Средних веков и Возрождения, зарубежная литература 17, 18, 19 и 20 веков, современная зарубежная литература (Хемингуэй).
Известно, что Н. Рубцов в Кировске пропадал в местной библиотеке, читал труды Платона, Аристотеля, Гегеля, Канта. Литератор Анатолий Азовский свидетельствует о «научном» споре в общежитии о литературе, о философской эрудиции поэта (69).
3. Предметы в области языкознания:
введение в языкознание, практическая стилистика, история русского литературного языка, французский язык, творческая работа.
В тексте «Осенней песни» есть строка «По канаве помчался, эх, осенний поток». Преподаватель по стилистике выступил против паразитного, на его взгляд, «эх». А Рубцов высказал мнение, что это «эх» придаёт движение строке и оставил текст без изменения.
Надо отметить, что Рубцов глубоко знал народный русский язык и применял эти знания в стихах. Многие «городские» поэты не могут оторваться от стандартного языка в городских условиях проживания и поэтому часто схематичны. И чтобы оживить свой
городской язык, такие поэты начинают заниматься поиском надуманных образов, ступенчатых ритмических форм, псевдо-русских словообразований и внедрением иностранного «мусора».
4. Предметы в области эстетики и литературной работы:
основы театрального искусства, основы музыки, основы изобразительного искусства, основы кинодраматургии, редакционное дело, основы эстетики.
Рубцов сопровождал свои песни игрой на гитаре. Остались несколько записей. Причём, при среднем уровне игры он так отдавался исполнению песни, что у слушателей не было никаких претензий к техническим погрешностям.
О чтении стихов Рубцовым ходят легенды, это известно из воспоминаний современников. Поэт мастерски владел театральным искусством, паузой, интонацией, ритмом. Свои стихи Рубцов редактировал постоянно. Имеется несколько вариантов текстов и последний наиболее точен и эмоционален.
5. Предметы в области поэтического художественного творчества:
238
введение в литературоведение, теория и практика стихосложения, теория и практика драмы, теория и практика художественной прозы, теория и практика художественного перевода.
Известно, что техника стихосложения у Рубцова была непринуждённой и изменялась непрерывно. У раннего Рубцова видим «морской» цикл под влиянием советской идеологии и поэзии Есенина. В ленинградский период (1959-1962 годы) Рубцов увлекался ритмическими конструкциями (эстрадного характера и и в юмористических стихах). В московский период (1962 – 1964 годы) наблюдаем переход к классическому стихосложению под влиянием Тютчева и Фета. Но уже наметился свой неприну-ждённый стиль, ни на кого не похожий.
С точки зрения драматического мастерства следует упомянуть поэму «Лесная сказка». Рубцов сказал тогда в поэме, что стремление к злату, богатству, наживе не кончаются добром.
6. Предметы в области современных Рубцову философии и идеологии:
история КПСС, политическая экономия, марксистско-ленинская философия, основы научного коммунизма, история СССР.
Известно, что Рубцов думал, как соединить идеи коммунизма (социальной Справедливости) и проповеди Христа (моральные заповеди). Поэт в стихотворении «Русский огонёк» сказал на века: «За всё Добро расплатимся Добром!». До сих пор некоторые не понимают простой сути: не надо расплачиваться злом.
Творчество Рубцова на том этапе развития общества (70-е годы 20-го века) могло содействовать повороту к библейским идеалам. К этому шли и погибли в расцвете лет русские национальные идеологи: драматург А. Вампилов, кинорежиссёр и писатель В. Шукшин, критик Ю. Селезнёв, художник К. Васильев. Как будто их вычисляли сатанистские силы. Как известно, именно в среднем звене творческой интеллигенции формируется нравственность или безнравственность общества. Только сейчас приходит понимание необходимости духовного поворота к Добру, Любви, к детям, к Справедливости – базовым идеям Возрождения русского народа и коренных народов России (опубликовано ещё в 2004 году).
13 июня 1969 года из Архангельска старший редактор художественной литературы Северо-западного издательства В.Лиханова посылает письмо поэту с такими предложениями (31):
239
«Возвращаю Вам рукопись сборника стихов «Душа хранит» с
нашими замечаниями. В целом рукопись может быть принята для
издания, но кое-что в ней Вам необходимо доработать.
На наш взгляд необходимо снять из рукописи такие стихи как «Во время грозы», «Пейзаж», «Старик», «Последняя ночь», «Памяти Анциферова», «Взглянул на кустик», вызывающие возражения по своей идейной направленности. Не стоит включать в сборник «В твоих глазах», «По дороге к морю», «Пальмы юга», «Последний пароход», «Когда душе моей», «А дуба нет», «Ласточка», «О собаках», «Я забыл как лошадь…», «Кружусь ли я…», «В избе», «Голова моя не дура…», «Ничего не стану делать» как малозначительные, недостаточно продуманные Вами. Кстати думается, что стихи-шутки не сродни Вашему поэтическому дару, поэтому они и не удались Вам.
Поддерживаем мы и Ваше решение снять из сборника морские стихи, за исключением «Мачт», как менее яркие и характерные для Вас. Не ложатся, на наш взгляд, органично в сборник и стихи «В пустыне», «В сибирской деревне», «Волнуется южное море»…
В стихотворении «Душа хранит» хотелось бы обратить внимание автора на такие строки как «о вид смиренный и родной» и «так век неслышно протечёт».
Таким образом, Николаю Рубцову предлагалось фактически изъять 22 стихотворения, а также морские стихи. Многие эти стихи были ранее опубликованы в вологодских газетах в 1967 и 1968 г.г. В июне 1969 года Рубцов был уже членом Союза писателей СССР, выпускником литературного института и автором сборника «Звезда полей». Однако редактор Северо-Западного издательства В. Лиханова имела свой взгляд на поэзию Рубцова, по сути вызывала поэта на конфликт, «обрезав» почти половину сборника, даже не предложила провести замену стихов и «подставляла» поэта под отказ от публикации. Фактически редактор подстраховывалась от весьма вероятных нагоняев за несоблюдение идеологической линии в издательской работе.
Затем, спохватившись (узнав, что Рубцов член Союза писателей СССР?), через месяц В. Лиханова направила другое письмо с согласием на издание. А «Мачты» редактор оставила в сборнике потому, что художник от издательства уже начал проработку идеи для обложки. Он рисовал парусник со сломанными мачтами.
240