Юрий Кириенко-Малюгин. Журавли Николая Рубцов. (пьеса)

3 сцены

Действующие лица:

Сцена 1

Рубцов Николай Михайлович - русский поэт (1936-1971 г.г.), бывший детдомовец,

матрос, студент Литинститута им. А.М.Горького, член Союза писателей СССР,

Рубцов Альберт Михайлович, брат Н.М.Рубцова, (1932-1984г.г., гармонист, рабочий),

Борис Тайгин (1928 -2008г.г.) – литератор, редактор самиздатов в Ленинграде в 1960е – 1970-е годы,

Случайные прохожие, девушки, ребята

Сцена 2

Студенты Литинститута им. А.М.Горького:

Сергей Чухин

Нина Груздева,

Александр Петров,

Василий Макеев,

Борис Шишаев,

Студент К.

Нелли Старичкова, поэтесса, вологжанка.

Сцена 3

Александр Романов – руководитель Вологодской писательской организации

Василий Белов - писатель, Вологда

Виктор Коротаев - поэт, Вологда

Сергей Чухин - поэт, Вологда

Ольга Фокина - поэтесса, Вологда

Борис Чулков - поэт, Вологда

Виктор Петрович Астафьев – писатель, Вологда

Алексей Шилов - гитарист и бард, инженер-экономист, Вологда

Александр Сушинов - журналист, Вологда

Герман Александров – журналист, Вологда.

Лиза – секретарь писательской организации

Сцена 1

Ленинград. 1962 год. Сквер перед домом поэта Г.Горбовского, кусты, скамейки.

Подходят Николай Рубцов и его брат Альберт с гармошкой. Садятся на скамейку.

Николай Рубцов. Рассказывай, Алик. Всё-таки давно не виделись. Что нового?

Альберт Рубцов. Работаю посменно на комбинате. Ходил на литобъединение. Много там заумного. Не по мне это. Раскритиковали мои стихи.

Николай Рубцов. А ты как думал? Прежде чем сочинять, надо читать, чтобы в голове был русский словарь с множеством символов, наименований явлений и предметов, терминов, эпитетов, чтобы ты легко ставил отобранные слова на место, тобой задуманное. А в ЛИТО, если что не так даже по рифмам, так тебя разложат как дилетанта. Ты часто пишешь?

Альберт Рубцов. Так, под настроение. Эти стихи ты ещё не знаешь. (читает)

Легко по лесу лезу я

Всё дальше, чаще в тыл.

Стоят сегодня трезвые

Деревья и кусты.

Я говорю им прозою:

Сегодня я ваш гость,

На память срежу розово –

Берёзовую трость.

Бесплатно и не в очередь,

Что в жизни нет границ,

Прослушаю до ночи я

Ансамбль свободных птиц.

Николай Рубцов. Слушай, Алик. Слабо это. Что значит «лезу я»? И куда, в тыл леса? «Стоят сегодня трезвые деревья и кусты». А что, их можно обозвать пьяными завтра, послезавтра? И потом, что это за строка «На память срежу розово»? Ни к селу, ни к городу. Явно под строку «я говорю им прозою» взял, не думая, как рифму «розово». И потом: «бесплатно и не в очередь». Жаргон. Понимаешь надо логику включать. Мои стихи на флоте, знаешь, как драили. С рифмами я разобрался. Да не в них только дело. Надо душу включать. Вот написал я «Северную берёзу». Послушай.

На морские перекрёстки

В голубой прозрачной мгле

Смотрит пристально берёзка,

Чуть качаясь на скале.

Как ей хочется «Счастливо!»

Прошептать судам вослед.

Но в просторе молчаливом

Кораблей всё нет и нет.

Спят морские перекрёстки,

Лишь прибой гремит во мгле.

Грустно маленькой берёзке

На обветренной скале.

Николай Рубцов. Опубликовали в нашей морской газете. И посыпались стихи от матросов. А почему? Потому что душа России – «берёза». Нашёлся всё-таки ёрник и дал пародию на стихотворение, а это песня. И ещё символ у нас журавли. Вот от Кольки Белякова из Приютина я услышал впервые песню о журавлях (припевает):

Вот всё ближе они и всё громче рыдают,

Словно горькую весть мне они принесли.

Так скажите же вы, из какого вы края

Прилетели сюда на ночлег журавли?

Николай Рубцов. Хорошо пел Коля Беляков! Да под гитару! Когда мы с ним вдвоём гуляли по Приютино. Я ведь посвятил ему стихи (читает).

И дубы вековые над нами

Оживлённо листвою трясли.

И со струн под твоими руками

Улетали на юг журавли…

Альберт Рубцов. Ты считаешь, что занятия в литобъединении помогают сочинять?

Николай Рубцов. Не сочинять, а узнать, как надо и не надо писать. Я хожу иногда в ЛИТО Кировского завода. Там меня признают. Взяли стихи в заводской сборник. А вот в «Нарвской заставе» поэты из девяти стихов моей подборки забраковали шесть.

Альберт Рубцов. Почему? По делу или они из зависти так тебя оценили? Или из-за своего эгоизма?

Николай Рубцов. Не знаю. Они же все городские, природу не чувствуют. Пишут обычно эпиграммы, всякую заумь, зарифмованную и напичканную философскими терминами, символами Древнего Рима и Греции. Некоторые поэтессы вообще воспевают ресторанно-телефонную любовь. А я подборку готовлю для поступления в Москву, в Литинститут.

Альберт Рубцов. Ну и как ты считаешь надо писать?

Николай Рубцов. Надо сочинять по жизни. По событиям. Ко мне как-то в кочегарку пришла Лариса с подружкой. Такой расфуфыренной! Видимо, думала, ну как какой-то кочегар может писать интересные стихи. Почитал им про любовь. Критикнули. После их ухода я написал стихотворение, посвящённое этой Ларисе. Слушай.

Нет, про любовь

Стихи не устарели!

Нельзя сказать, что это сор и лом.

С кем ты сейчас

Гуляешь по Форели?

И кто тебя целует за углом?

Лариса, слушай!

Я не вру нисколько –

Созвучен с сердцем каждый звук стиха.

А ты, быть может,

Скажешь: «Ну и Колька!»

И рассмеёшься только: ха-ха-ха!

Тогда не сей

в моей душе заразу –

Тоску что может жечь сильней огня.

И больше не заглядывай ни разу

К нам в кочегарку!

Поняла меня?

Николай Рубцов. По другой теме, пример. Вот у меня нет денег. Я же не пишу в лоб. Что полез в карман, а там никакой мелочи нет, на которую не то что выпить, но и батон за 10 копеек не купить. Я стукнул по карману, не звенит. Значит, нет ничего. Ясно, что нищий сейчас. Вот я и написал стихотворение «Стукнул по карману – не звенит». Слушай.

Стукнул по карману – не звенит.

Стукнул по другому – не слыхать.

В коммунизм – таинственный зенит

Полетели мысли отдыхать.

Но очнусь и выйду за порог

И пойду на ветер, на откос

О печали пройденных дорог

Шелестеть остатками волос.

Николай Рубцов. Это жанр «элегия», такое грустное, печальное. Правда, друзья посмеиваются над этим горем: стукнут по карману и приговаривают: «не звенит». Сбор на вино сразу отменяется. Сочинил я ещё Тайке Смирновой из Приютино стих как песню, называется «Букет», это прощальное с ней. Слушай.

Я буду долго гнать велосипед,

В глухих лугах его остановлю.

Нарву цветов

И подарю букет

Той девушке, которую люблю.

Я ей скажу:

– С другим наедине

О наших встречах позабыла ты,

И потому на память обо мне

Возьми вот эти

Скромные цветы!..

Николай Рубцов. Всё, дальше читать не буду…

Альберт Рубцов. Вышла Тайка замуж. Забудь. Люби ту, которая будет тебя ждать всегда.

Николай Рубцов. Алик. Дай-ка я сыграю. Как получится, я ведь ещё в детдоме научился. Играл там девчонкам на танцах. Потом в лесном техникуме (берёт гармонь и играет «Летят перелётные птицы»)

Поют вместе Николай и Альберт Рубцовы.

Николай Рубцов. Вот это русская песенная классика! Как и «Прощай любимый город»! (продолжает)

Уходим завтра в море

И ранней порой мелькнёт за кормой

Знакомый платок голубой.

Николай Рубцов. Смотри, как в песнях. Писать надо свободно, легко, но и объёмно, и ритмически, и по теме. Тут мне недавно примстилось такое… Получилась «Сказка-сказочка». (Николай Рубцов читает)

Влетел ко мне какой-то бес,

Он был не в духе или пьян.

И в драку сразу же полез:

Повёл себя как хулиган.

И я сказал: – А кто ты есть?

Я не люблю таких гостей.

Ты лучше с лапами не лезь:

Не соберёшь потом костей!

Но бес от злости стал глупей

И стал бутылки бить в углу.

Я говорю ему: – Не бей!

Не бей бутылки на полу!

Он вдруг схватил мою гармонь.

Я вижу всё. Я весь горю!

Я говорю ему: – Не тронь!

Не тронь гармошку, – говорю.

Хотел я было напрямик

На шпагах драку предложить.

Но он взлетел на полку книг,

Ему ещё хотелось жить!

Уткнулся бес в какой-то бред

И вдруг завыл: – О, Божья мать!

Я вижу лишь лицо газет,

А лиц поэтов не видать…

И начал книги из дверей

Швырять в сугробы декабрю.

….Он обнаглел, он озверел!

Я ... ничего не говорю!

Альберт Рубцов. Слушай. А ты трезвый был?

Николай Рубцов. Как стёклышко.

Альберт Рубцов. Пойдёшь сейчас к Глебу?

Николай Рубцов. Нет, там другие поэты. Знаешь, я для сборника «Волны и скалы» сочиняю стих «В гостях». Послушай отрывок.

Трущобный двор.

Фигура на углу.

Мерещится, что это Достоевский.

И ходит холод ветреный и резкий.

И стены погружаются во мглу.

Гранитным громом грянуло с небес!

Весь небосвод в сверкании и блеске!

И видел я, как вздрогнул Достоевский,

Как тяжело ссутулился, исчез.

Не может быть,

что это был не он!

Как без него представить эти тени,

И странный свет,

и грязные ступени,

и гром, и стены с четырёх сторон?!

Я продолжаю верить в этот бред,

когда в своё притонное жилище

по коридору,

в страшной темнотище,

отдав поклон,

ведёт меня поэт…

Знаешь, это не сделанные стихи, это какое-то предупреждение, я же ухожу на новую, может быть опасную дорогу.

Альберт Рубцов. Слушай. Это у тебя мистика какая-то, ты видел Достоевского?

Николай Рубцов. Мне так привиделось.

К скверу идёт Борис Тайгин.

Николай Рубцов. Борис, привет! Познакомься, мой брат Алик.

Борис Тайгин. Рад! Борис! (знакомятся). Вы чем тут занимаетесь?

Николай Рубцов. Да вот играем и беседуем. Я Алику прочитал заготовку стихотворения «В гостях». Посвящаю Глебу. Послушай заключительные строки. (Николай Рубцов читает)

И думал я: «Какой же ты поэт,

Когда среди бессмысленного пира

Слышна всё реже гаснущая лира,

И странный шум ей слышится в ответ?..»

Но все они опутаны всерьёз

Какой-то общей нервною системой:

Случайный крик, раздавшись над богемой,

Доводит всех до крика и до слёз!

И всё торчит,

В дверях торчит сосед,

Торчат за ним разбуженные тётки,

Торчат слова,

Торчит бутылка водки,

Торчит в окне бессмысленный рассвет!

Борис Тайгин. Как интересно ты использовал многозначность глагола «торчит»!

Николай Рубцов. Хочу в мой сборник вставить.

Борис Тайгин. Хорошо. Давай приноси побыстрее. Обложка уже готова. Пойду к Глебу.

Борис Тайгин уходит.

Альберт Рубцов. Кто этот Борис?

Николай Рубцов. Он организует самиздат. Печатает на машинке по 6 экз. Оформляет как книжки. Он меня сам пригласил напечататься.

Альберт Рубцов. Это зачем?

Николай Рубцов. Хочет, чтоб я попал в историю (смеётся). Подам в Литинститут как творческую работу. Больше тридцати стихотворений. Туда включаю стихи «Фиалки», «Видения в долине», «Левитан», «Старый конь», «На родине». Пусть их забраковали в «Нарвской заставе», а я им не верю.

Альберт Рубцов. Правильно, Коля! А судьи кто? Самозваные критики-эксперты.

Николай Рубцов. У меня сначала было название сборника «Волны и берег». Думал, думал. И уточнил. «Волны и скалы». Волны жизни разбиваются о скалы препятствий жизни. Сыграй что-нибудь, Алик.

Альберт Рубцов играет «Яблочко».

Николай Рубцов попевает. «Эх, яблочко. Куда ты катишься…»

Подходят две девушки и два парня.

Альберт Рубцов играет «Цыганочку». Пляшут девушки и парни.

Альберт Рубцов (заканчивает играть). Коля, теперь ты любимое.

Николай Рубцов. Тогда «Вальс цветов» (играет)

Под «Вальс цветов» девушки и ребята танцуют.

Подходит милиционер.

Милиционер. Что играем и поём?

Николай Рубцов. Народные песни и пляски.

Милиционер. Ну ладно, ребята. Доигрывайте, закачивайте и расходимся.

Все уходят под «Вальс цветов».

Сцена 2

Осень 1966 г. Комната в общежитии Литературного института. Две железные кровати с накрытыми одеялами. Стол на ножках. На столе графин, стаканы, пепельница. Окно с мутными стёклами двойных рам, на одну треть заполнена пачками из-под сигарет. Группа молодых людей (Александр Петров, Василий Макеев, Сергей Чухин, Борис Шишаев) о чём-то спорит между собой. («Да разве это поэт? Приспособленец! Графоман») Входят Нина Груздева и Неля Старичкова.

Александр Петров. А привет, вологжанки! Нина, а кто это с тобой?

Нина Груздева. Это Неля Старичкова. Тоже пишет стихи.

Распахивается дверь, влетает Николай Рубцов в расстёгнутом пальто и вскинутыми вверх руками. С возгласами бросаются к нему студенты, хватают в свои объятия. Рубцов смеётся и жестами показывает, как он прорвался в общежитие.

Николай Рубцов. Привет всем! Привет! Погоня за мной. Едва оторвался от вахтёра.

Неля Старичкова. А почему нельзя тебе в общежитие? Ты же студент.

Николай Рубцов. Я же на заочном. Могу два раза в год на сессии. Вот меня и не пускают. А мне где ночевать? Стихи надо в журналы отдать. В издательство сходить. Может, гонорар какой дадут. Ну ладно, ребята. Давай по чайку и по новым стихам. Сергей, поставь чайник.

Сергей Чухин выходит с чайником.

Александр Петров. Нина, а заварка есть?

Нина Груздева. Найдётся. Только вместо сахара карамель. Ну, печенье ещё есть.

Александр Петров. Пусть пока гости почитают стихи. Может Неля.

Неля Старичкова. Мне неудобно сразу.

Николай Рубцов. Неля, прочитай из своей подборки.

Неля Старичкова. Хорошо (читает).

Теперь осталось только

вспоминать

Я девочкой с тобой в лесу

ходила,

И рыжики в ладонях

приносила,

Чтобы одну корзину

наполнять.

Был на двоих спокойный

листопад,

И кисточка алеющей

брусники,

И на деревьях солнечные блики,

И тишина, когда не говорят.

Одна поляна на двоих была.

Одна тропа нас выводила

к дому

Да приключиться надо же

такому

Она нас мимо дома провела.

Василий Макеев. Для начала неплохо.

Николай Рубцов. Неплохо?! А тебе, Вася, надо переучиваться. Что ты носишься с хитрыми рифмачами и ещё их декламируешь. Вот ты сорвал жидкие аплодисменты на встрече первокурсников. Я тебе сразу сказал: «У тебя нет России! Есенин пел про Русь уходящую, я пою про Русь ушедшую, а у тебя никакой нет!».

Василий Макеев. Ладно, Коля. Время у меня есть, будем общаться, набираться понимания.

Входит Сергей Чухин с чайником. Заваривают чай. Разливают по стаканам. Звучат тосты за поэзию.

Сергей Чухин. Ребята, у нас в общаге целый этаж женский, и в основном ведь поэтессы все. Это сколько же будет поэтесс? Слушайте, братцы, а можем мы кого-либо из них поставить вот тут, рядом с нами?

Николай Рубцов. А наша Нина? Про нашу Нину Груздеву ты забыл, что ли?! Только Нине рядом с нами и место, а остальным даже и близко делать нечего. Нина — поэт с большой буквы, у Нины чувство сильное, без малейшей женской подделки…

Александр Петров. Нина, давай твои стихи.

Нина Груздева. Хорошо (читает).

Не удивляйся, я приду сама,

Как солнце, как прозренье, как чума,

Болеть заставлю жизнью, красотою,

Сокровища несметные открою,

Руками, как крылами, обойму,

Прильну дыханьем к сердцу твоему,

Заставлю биться сладостно и больно,

Пока себе я не скажу: “Довольно!”

И, раскаливши душу добела,

Сама уйду неслышно, как пришла.

Борис Шишаев. Я поспорил бы, может, с Ниной лишь насчёт последней строки этого стихотворения. Да, любовь чаще всего уходит, но совсем ли она уходит, вся ли? Она оставляет в душе глубокий след, несмотря на боль, на муки, которые она с собой принесла, есть у тебя что-то прекрасней и выше этого?

Нина Груздева. Не знаю, может ты прав. Давайте я ещё одно покажу (читает).

Уймите справедливые упрёки,

Что труд в стихах моих не побывал!

Стихов я не выдумывала строки —

Их кто-то мне ночами диктовал!

Нет, не бралась не за своё я дело

И, кажется, по-своему права:

Я так писала, как душа велела —

Любовь и слёзы сплавила в слова!

Александр Петров. Спасибо, Нина. Твои стихи являют собой как бы повесть-исповедь о любви – об одной-единственной.

Василий Макеев. Да, пожалуй, сильней поэта, чем Нина Груздева, на женском четвёртом этаже не найдётся.

Николай Рубцов. У нас на Вологодчине есть ещё Ольга Фокина. У неё народная фольклорная стихия. Мою рецензию «Подснежники Ольги Фокиной» опубликовал «Вологодский комсомолец» (обращается к С.Чухину). Сережа, теперь твоя очередь.

Сергей Чухин. С удовольствием (читает).

По тихим тропам родины моей,

Где вызвездило белые ромашки,

Пойду бродить в сатиновой рубашке

По тихим тропам родины моей.

Пока нигде не затопили печь,

Пока в заре созреет день погожий,

Поговорю с прохожим, как прохожий,

Пока нигде не затопили печь.

Приду домой, присяду у дверей,

Возьму перо и книжку записную...

Но только мама знает, что ищу я

На тихих тропах родины моей.

Николай Рубцов. Стихи свежие, но ещё сырые. У Есенина просто заимствовано «пойду бродить в сатиновой рубашке». Но вот мама у тебя знает, что ты ищешь «на тропах родины». А сам ты знаешь? Я верю в тебя, Сережа! Мало у поэтов даже нашего круга понимания, о чём писать. Возьмём Тютчева. У него блестящее образование, знание нескольких языков, переводы Гетё, Шиллера, Гейне и др. 20 лет за границей на дипломатической работе. А как понимал мировоззрение элиты Западной Европы в отношении России в середине 19 века! В стихотворении «Славянам» Тютчев пишет:

Они кричат, они грозятся

«Вот к стенке мы славянам прижмём!»

Ну как бы им не оборваться

В задорном натиске своём!...

Ужасно та стена упруга,

Хоть и гранитная скала, –

Шестую часть земного круга

Она давно уж обошла.

Её не раз и штурмовали –

Кой-где сорвали камня три,

Но напоследок отступали

С разбитым лбом богатыри…

Николай Рубцов. Это сильные политические стихи. В царской России! Я не случайно создал «Приезд Тютчева»

Он шляпу снял, чтоб поклониться

Старинным русским каланчам…

И после дамы всей столицы

О нём шептались по ночам.

И офицеры в пыльных бурках

Потом судили меж равнин

О том, как в залах Петербурга

Блистал приезжий дворянин.

А он блистал, как сын природы,

Играя взглядом и умом.

Блистал. Как летом блещут воды,

Как месяц блещет за холмом!

Николай Рубцов. Вы понимаете, что высший свет в то время почти весь говорил на французском, они русский плохо знали. Ребята, какие у нас символы России?

Нина Груздева. Берёзы, конечно. Из певчих – соловьи. Из флоры – ромашки, цветы полевые.

Николай Рубцов. Не назвала главный символ. Журавли! Журавли это! Мне Коля Беляков из ленинградского Приютино открыл их. Я как-то подсознательно вычислил их, когда писал в стихах «О радости, о лунности». Слушайте:

Пора любви среди полей,

Среди закатов тающих,

И на виду у журавлей,

Над полем пролетающих.

Николай Рубцов. В прошлом веке заметили журавлей наши Тютчев, Фет. Вот например, Фет, что пишет?

Но возрожденья весть живая

Уж есть в пролётных журавлях …

Николай Рубцов. Понимаете. «Возрожденья весть…»! Это философия жизни. А Блок-то задумался, о чём это плачут журавли!

Овин расстелет низкий дым,

И долго под овином

Мы взором пристальным следим

За лётом журавлиным...

Летят, летят косым углом,

Вожак звенит и плачет...

О чём звенит, о чём, о чём?

Что плач осенний значит?

Нет у Блока ответа о смысле лёта журавлиной стаи.

Борис Шишаев. Коля! Есенин тоже отметил журавлей в нескольких стихотворениях. В Константиново, на окских просторах они садились (цитирует Есенина).

Полюбил я седых журавлей

С их курлыканьем в тощие дали,

Потому что в просторах полей

Они сытных хлебов не видали.

Николай Рубцов (задумчиво). Здесь Есенин, переживает за братьев наших – журавлей. Нелёгкая у них жизнь, как у крестьян. Видел я журавлей в лугах Николы. Играются, кричат. И зачем это они прилетают именно к нам, в Россию? Увидел, услышал я своих журавлей (декламирует).

Широко на Руси предназначенный срок увяданья

Возвещают они как сказание древних страниц.

Всё, что есть на душе, до конца выражает рыданье,

И высокий полёт этих гордых прославленных птиц.

( Николай Рубцов встаёт и продолжает)

………………………………………………………

Вот летят, вот летят… Отворите скорее ворота!

Выходите скорей, чтоб взглянуть на высоких своих!

Вот замолкли – и вновь сиротеют душа и природа

Оттого, что – молчи! – так никто уж не выразит их.

Полетят мои журавли по России. Полетят! Писал я ведь нашему писателю-учителю Яшину о сути поэзии: «Только я вот в чём убеждён, Александр Яковлевич (разрешите мне поделиться своим, может быть, нелепым убеждением): поэзия не от нас зависит, а мы зависим от неё. Не будь у человека старинных настроений, не будет у него в стихах и старинных слов, вернее, старинных поэтических форм. Главное, чтобы за любыми формами стояло подлинное настроение, переживание, которое, собственно, и создаёт, независимо от нас форму. Предпочитал использовать слова только духовного, эмоционально-образного содержания, которые звучали до нас сотни лет и столько же будут жить после нас».

Василий Макеев. Коля, по форме не придерёшься, а по содержанию прямо классика!

Николай Рубцов. Добро! Чего-то у нас мало к столу. Всё съели. Чай ещё остался. Сергей, не мог прикупить ещё полкило печенья за 30 копеек.

Сергей Чухин. Не мог (показывает). Стукнул по карману – не звенит!

Александр Петров (показывает). Стукнул по-другому – не слыхать!

Все смеются. Входит студент К. Принёс бутылку вина, два батона белого хлеба, плавленые сырки. Наливают вино по стаканам. Делают бутерброды.

Студент К. Чтобы хорошо писать стихи, надо быть полуголодным.

Николай Рубцов. К «излишествам» нам не привыкать, поужинаем, чем бог послал. Недостаток мяса меня не огорчает. Тревожит дефицит добра. Дефицит добрых человеческих отношений. Не могу объяснить сегодняшнюю недоброжелательность. Исстари на Руси взаимоотношения отличались чуткостью. Последним делились. Давайте: За всё Добро расплатимся Добром! За всю Любовь расплатимся Любовью!

Краткое застолье.

Борис Шишаев.. Коля, почитай ещё.

Николай Рубцов. Моё любимое (декламирует)

Я буду скакать по холмам задремавшей Отчизны,

Неведомый сын удивительных вольных племён,

Как прежде скакали на голос удачи капризный,

Я буду скакать по следам миновавших времён...

Россия! Как грустно! Как странно поникли и грустно

Во мгле над обрывом безвестные ивы мои,

Пустынно мерцает померкшая звёздная люстра,

И лодка моя на речной догнивает мели.

О сельские виды! О дивное счастье родиться

В лугах, словно ангел, под куполом синих небес!

Боюсь я, боюсь я, как вольная сильная птица,

Разбить свои крылья и больше не видеть чудес!

Я буду скакать, не нарушив ночное дыханье

И тайные сны неподвижных больших деревень.

Никто меж полей не услышит глухое скаканье,

Никто не окликнет мелькнувшую лёгкую тень.

И только страдая, израненный бывший десантник,

Расскажет в бреду удивлённой старухе своей,

Что ночью промчался какой-то таинственный всадник,

Неведомый отрок и скрылся в тумане полей…

Студент К. Что значит скакать? Это на палке что ли, как дети?

Николай Рубцов. Это вы тут в Москве скачете на палках. А мы на вологодских просторах – на лошадях. Здесь лошадей-то не видно. Одна в Москве хорошая городская игра «Казаки-разбойники». Да, правда, ещё городки.

Александр Петров. Какие планы у тебя, Коля?

Николай Рубцов. Поеду в Невскую Дубровку, под Ленинград, к брату. Надо пересоставить «Звезду полей», хочу добавить новые стихи из Алтая.

Неля Старичкова. А что хочешь добавить, Коля?

Николай Рубцов. «Шумит Катунь». На Алтае увидел древнюю Скифию (читает).

…Как я подолгу слушал этот шум,

Когда во мгле горел закатный пламень!

Лицом к реке садился я на камень

И всё глядел, задумчив и угрюм.

Как мимо башен, идолов, гробниц

Катунь неслась широкою лавиной,

И кто-то древней клинописью птиц

Записывал напев её былинный.

Какая древняя у нас История!

Василий Макеев. А как сборник будет называться?

Николай Рубцов. «Звезда полей». Она во мгле заледенелой, остановившись смотрит в полынью.

Василий Макеев. А что это за звезда: «остановившись, смотрит в полынью»?

Николай Рубцов. А ты догадайся. Если не моряк, то не догадаешься сразу.

Василий Макеев. Пусть все погадают. Есть другие ребусы. Почему одних печатают, а у других лучше стихи, а их блокируют.

Николай Рубцов. Мне пришлось в Вологде рецензировать стихи начинающих. Я одному писал: «Такие недостатки, которые есть, на мой взгляд, в Вашем стихотворении, сейчас довольно широко распространены в стихах и множества других авторов. Причём частенько такие стихи всё же печатают, и если Вы встречаете такого рода стихи в печати, то не думайте, пожалуйста, что так и надо писать. Всем нам надо учиться писать так, как писали настоящие, самые настоящие поэты – Пушкин, Тютчев, Блок, Есенин, Лермонтов. Законы поэзии одни для всех».

Борис Шишаев. Коля. А как ты понимаешь термин «гениальный поэт»?

Николай Рубцов Я не считаю, что гениальным может быть только поэт. Каждый человек должен делать своё дело. И на высоком уровне. А гениальный поэт – просто расплывчато. Потому что бывает Гений злой. Таких врагов России мы знаем в Истории. А вот «народный поэт» – понятно. Тот, который живёт с народными мыслями и с богатством народного языка.

Александр Петров. Коля, кто у тебя настоящий русский поэт?

Николай Рубцов. Конечно, Коля Анциферов. Он из Донбасса. Интересно, что он писал часто на смеси русского и украинского. Я запомнил его стихотворение «Поэт» (читает).

У него особая примета:

Если по студенчески одет,

Если в электричке без билета,

Знайте – это будущий поэт.

Если на вокзале грузит уголь,

Если приглашает на обед,

Если жить не может он без друга,

Знайте – это будущий поэт.

Если побывал меж наковален,

Если добрый слушает совет,

Если не шумит, что гениален,

Знайте – это будущий поэт.

Пусть он незаметный, неизвестный.

Ведь ему не так уж много лет,

Если любит Родину и песни,

Знайте – это будущий поэт.

Ещё могу назвать Анатолия Передреева. О других не хочу говорить. Время всех расставит по своим местам. Только меня и некоторых из вас уже не будет. Из новых стихотворений в сборник включаю «В минуты музыки». Это автобиография (читает).

В минуты музыки печальной,

Я представляю жёлтый плёс,

И голос женщины прощальный,

И шум порывистых берёз.

И первый снег под небом серым

Среди погаснувших полей,

И путь без солнца, путь без веры

Гонимых снегом журавлей.

……………………………………...

И всё равно под небом низким

Я вижу явственно до слёз,

И жёлтый плёс, и голос близкий,

И шум порывистых берёз.

Как будто вечен час прощальный,

Как будто время ни при чём…

В минуты музыки печальной

Не говорите ни о чём.

Нина Груздева. Эта песня грустная, мне она очень понятна. Коля, а это что за женщина там «под небом серым»?

Николай Рубцов. Это Гета из Никольского. Дайте гитару (поёт «Прощальную песню»).

Я уеду из этой деревни…

Будет льдом покрываться река,

Будут ночью поскрипывать двери,

Будет грязь во дворе глубока.

Слышишь, ветер шумит по сараю?

Слышишь, дочка смеётся во сне?

Может, ангелы с нею играют

И под небо уносятся с ней.

Ты не знаешь, как ночью по тропам

За спиною, куда не пойду,

Чей-то злой настигающий топот

Всё мне слышится словно в бреду.

Но однажды я вспомню про клюкву,

Про любовь твою в сером краю

И пошлю вам чудесную куклу,

Как последнюю сказку свою.

Чтобы девочка, куклу качая,

Никогда не сидела одна.

– Мама, мамочка! Кукла какая!

И мигает, и плачет она.

Занавес

Сцена 3

Вологда. Декабрь 1970 г. Комната Вологодской писательской организации, стол президиума, стулья. В комнате писатели Александр Романов, Виктор Петрович Астафьев, Борис Чулков, Виктор Коротаев, Николай Рубцов, Ольга Фокина, два поэта, секретарь Лиза. Переговариваются. Некоторые встают после прошедшего отчётного собрания.

Александр Романов. После собрания прошу для разговора остаться актив Союза писателей (уходят два поэта и секретарь организации Лиза, за столами остаются члены актива, Николай Рубцов направляется к двери). Коля Рубцов, не спеши. Тебя это особенно касается. (Николай Рубцов садится на стул). Кто хочет высказаться по результатам выступлений.

Виктор Коротаев. Нашим писателям сочинять легко – издаться трудно.

Александр Романов. Виктор Петрович. А у вас как продвигается проза?

В.П.Астафьев. Нормально. Пишу. Есть договор на короткие рассказы с издательством.

Александр Романов (обращается к Ольге Фокиной). Оля, а у тебя как дела?

Ольга Фокина. Я сказала, что успею сдать свой сборник.

Виктор Коротаев. А как Вам нравиться поэзия Дербиной? Она уже публиковалась у нас в вологодской газете и ещё с портретом. Шустрая дама.

Ольга Фокина. Нет доброты и радости жизни. Одна борьба с какими-то врагами.

В.П.Астафьев. По-моему, у Дербиной крепкая поэзия. О волках сильно сказано.

Николай Рубцов. Это не поэзия. Женщина не должна так писать. Это патология.

Александр Романов. Коля, я же тебе говорил, что «два медведя в одной берлоге не живут». Ты что делаешь? Смотри, что она пишет: «Я как медведица рычу…», «Люблю волков за их клыки во рту…», «всей звериной тоской Зодиака и моя переполнена грудь».

Николай Рубцов. Она приходила ко мне. Принесла сборник «Крушина». Сказала, что уволилась из библиотеки. И уедет в Вельск. Я посмотрел сборник. Там разные стихи. Много жёстких напористых стихов. Просила дать рецензию в Северо-Западное издательство. Я в рецензии привёл её стихи:

О как тебя я ненавижу!

И как безудержно люблю,

Что очень скоро (я предвижу)

Забавный номер отколю!

Когда-нибудь в пылу азарта

Взовьюсь я ведьмой из трубы

И перепутаю все карты

Твоей блистательной судьбы!

Николай Рубцов. Эти строки не относятся ко мне, например. Это из стихотворения «Ревность» 1962 года.

В.П.Астафьев. К кому они относятся?

Николай Рубцов. Это наверно известный поэт и я не завидую ему в перспективе: «перепутаю все карты твоей блистательной судьбы». В начале ноября она «забежала» ко мне. Да, я дал рецензию на сборник.

Александр Романов. А ты не погорячился? Зачем ты её протежируешь? Ведь она со своими звериными образами потом полезет в Союз писателей.

Николай Рубцов. Она собирается уезжать из Вологды. Вот из библиотеки уже два месяца как уволилась. Мне жалко её. Она же с ребёнком. Без постоянного жилья. Я напечатал положительную рецензию на пишущей машинке и отослал в середине ноября в Архангельск, в издательство. Но я же написал там: «Дербина, в такого рода стихах, чрезмерно нагнетает страсти». Упомянул также жутковатое стихотворение «Коршун над долиной». Я надеюсь, что она переменится. Должна перемениться. Не идти же ей в критики. Это несостоявшиеся поэты идут в критики. Что они понимают? Я всё-таки разбираюсь в поэзии. Вот и Оле Фокиной давал рецензию.

Борис Чулков. Коля, почему у тебя много грустных стихотворений? У тебя же сейчас и квартира имеется, книги издаются, гонорары получаешь.

Николай Рубцов. Много грустных стихов? Я же служил на Северном флоте. Понимаешь?

Борис Чулков. Ну и что?

Николай Рубцов. Подумай. Сейчас в стихотворении «Гость» я намекнул:

Красным,

белым

и зелёным

Мы поддерживаем жизнь,

Взгляд блуждает по иконам,

Настроенье – хоть женись.

Борис Чулков. Так женись, Коля! Красным – это вино? Белым – водка? А зелёным?

Николай Рубцов. Ликёр «Шартрез» – зелёный.

Виктор Коротаев. А что у тебя недавно на квартире случилось?

Николай Рубцов. Какие-то чудеса происходят. Ушёл всего на три часа. Прихожу, в комнате только что произошёл пожар. Вся квартира – черным черна. Вижу на столе стояли и сгорели одновремённо три свечи, прогорел стол и огонь остановился у иконы Неопалимой Купины. Она на краю была. Есть всё-таки Бог на белом свете!

Александр Романов. Сам по себе пожар возник, что ли? Да тебе кто-то его устроил. У кого есть ключи от твоей квартиры?

Николай Рубцов. У Людмилы был раньше ключ. Который она «потеряла», как сообщила. Она объясняла случай остановки огня действием высших сил. Она до этого мне показывала светящийся крест в библиотеке своей.

Александр Романов. Ну это тебе накрутят, романтик.

Николай Рубцов. Тут и в вещах кто-то рылся, я заметил. Людмила высмеяла меня за мнительность и сказала, что мне это показалось.

Виктор Коротаев (Рубцову). Как твои дела с изданием сборника?

Николай Рубцов. Я подготовил «Зелёные цветы». Скомпоновал. Отослал. И получаю письмо редактора, чтобы я заменил название. Нет, мол, зелёных цветов. Я настаиваю. Ведь стих был опубликован в моих сборниках «Душа хранит» и «Сосен шум». При

защите дипломной работы в Литинституте я представил подборку с названием «Зелёные цветы». Никто из госкомиссии не возражал. А редактор опять против. Время идёт. Деньги кончаются. Я в сердцах написал ему: ставь название «Над вечным покоем» по моему стихотворению. Вот такие дела.

В.П.Астафьев. Странно. Коля, а ты меня приятно удивил в «Вечерних стихах», когда ты благородно увековечил грубую официантку Катю из «Поплавка».

Чулков, Фокина, Астафьев уходят.

Александр Романов (Рубцову). Это что за «Над вечным покоем»? Напомни.

Николай Рубцов (читает).

И эту грусть, и святость прежних лет

Я так любил во мгле родного края,

Что я хотел упасть и умереть,

И обнимать ромашки, умирая…

Когда ж почую близость похорон,

Приду сюда, где белые ромашки,

Где каждый смертный

свято погребён

В такой же белой горестной рубашке.

Виктор Коротаев. Ты что умирать собрался?

Александр Романов. Хватит пить-то, Николай.

Николай Рубцов (Романову) Я не пью, я лечусь. После службы на Северном флоте. Ничего не слышал, что там происходило? Я молчу, молчу. А ты думай, почему. Но сидит во мне болезнь невидимая, чувствую. А я написал свою надежду: «Зелёные цветы» (читает).

Светлеет грусть, когда цветут цветы,

Когда брожу я многоцветным лугом

Один или с хорошим давним другом,

Который сам не терпит суеты.

За нами шум и пыльные хвосты –

Всё улеглось! Одно осталось ясно –

Что мир устроен грозно и прекрасно,

Что легче там, где поле и цветы.

Как не найти погаснувшей звезды,

Как никогда, бродя цветущей степью,

Меж белых листьев и на белых стеблях

Мне не найти зелёные цветы.

Александр Романов. Коля, посмотри! Все твои друзья-поэты живут в семьях, воспитывают детей. Как ты собираешься решать свои бытовые проблемы?

Николай Рубцов. Я же написал письмо секретарю обкома КПСС Грибанову. Сообщил, что я решу в ближайшее время бытовой вопрос. Написал в Никольское, вызвал Гету и дочь Лену на Новый год. Куплю ёлку. Буду ждать. Написал же дочери стихи:

Привезу я дочке Лене

Из лесных даров

Медвежонка на колени,

Кроме воза дров!

Виктор Коротаев. Они приедут? Из глуши не так-то просто выбраться. Ты же что сообщал в «Русском огоньке»? Вспомни.

Николай Рубцов. Да, в ноябре 63 года я шёл полем в родное село Никольское. Меня ждали родные. Пошёл сильный снегопад. Видимость минимальная. Мог бы замёрзнуть на том незнакомом пути (читает).

Какая глушь! Я был один живой.

Один живой в бескрайнем мёртвом поле!

Вдруг тихий свет (пригрезившийся, что ли?)

Мелькнул в пустыне,

как сторожевой…

Александр Романов. Ты ведь пишешь по фактам? Это что за маяк ты увидел?

Николай Рубцов. Оказывается, в русских деревнях, зимой особенно, в крайних избах в окно выставляют на ночь керосиновую лампу. Она светит именно для случайного путника. И вот меня спас этот русский огонёк. Я вошёл в эту избу. Встретилась простая русская женщина. Сколько же горя принесла война! У бабушки никого не осталось. Один Господь. И вот в этой спасительной избе я, наконец, увидел главное:

Как много жёлтых снимков на Руси

В такой простой и бережной оправе!

И вдруг открылся мне

И поразил

Сиротский смысл семейных фотографий:

Огнём, враждой

Земля полным-полна,

И близких всех душа не позабудет…

Скажи, родимый,

Будет ли война? –

И я сказал: – Наверное, не будет.

Александр Романов. А ты не мог её успокоить? Мы же боремся за мир. Переговоры ведём о сокращении вооружений.

Николай Рубцов. Не мог. Я же не политик. В каждой русской семье с фотографий смотрят погибшие дети, братья, отцы и деды. Вражда – вот главная причина всяких бед и войн. И вот хозяйка – простая русская женщина сообщила мне такую народную мудрость, до которой ещё долго идти многим сильным мира сего:

Дай Бог, дай Бог…

Ведь всем не угодишь, (делает акцент на этой строке)

А от раздора пользы не прибудет… –

И вдруг опять:

Не будет, говоришь?

Нет, – говорю, – наверное, не будет.

Дай Бог, дай Бог!…

Хозяйка заботится уже не о себе. Дай Бог, дай Бог! Не мог я дать ей уверенную надежду. Не мог! Это не от меня зависит! Утешить могу. И расплатиться могу только

копейками. Это ей на пару батонов хлеба. А она мне говорит: – Господь с тобой! Мы денег не берём!

Что ж, – говорю, – желаю вам здоровья!

За всё Добро расплатимся Добром!

За всю Любовь расплатимся Любовью… (делает акцент на последних строках)

Николай Рубцов (задумывается). Надеюсь, мои приедут. Да, там по известной старой дороге 25 км до переправы, а потом 8 км до шоссе магистрального. И ловить надо автобус или машину на Вологду. Возможно, какая-то машина пойдёт на Тотьму.

Виктор Коротаев. Да это очень нелегко зимой для женщин, для девочки опасно даже.

Николай Рубцов. Сейчас сочиняю стихотворение «За тост хороший». Передам на Новый год в газету «Красный Север». Слушайте фрагмент (декламирует)

Родной дремучий

Дед Мороз

Аукнет нам из сказки

русской,

Он принесёт подарков воз,

Не может быть,

чтоб не привёз! –

А ну, живей давай

с погрузкой!

Теперь шампанского не грех

Поднять бокал за тост хороший:

За Новый год, за детский смех!

За матерей, за нас до всех, (делает акцент на этой строке)

За то, что нам всего дороже!

Александр Романов. Ну что ж, Коля! Может, приедут твои. Будет у тебя новогодний подарок.

Александр Романов, Виктор Коротаев уходят.

Николай Рубцов садится за стол. Записывает что-то в блокнот.

Приходят Алексей Шилов (с гитарой), Герман Александров и Александр Сушинов.

Николай Рубцов встречает их приветствиями, обращается к Алексею Шилову. Алексей, ты новую мелодию нашёл для меня?

Алексей Шилов. Нашёл, нашёл! Покажу.

Александр Сушинов. Лёша, давай рубцовское оптимистическое.

Алексей Шилов. Коля, для тебя сыграю «Привет, Россия – родина моя!» (играет на гитаре и поёт)

Привет, Россия – родина моя!

Как под твоей мне радостно листвою

И пенья нет, но ясно слышу я

Незримых певчих пенье хоровое.

За все хоромы я не отдаю

Свой низкий дом с крапивой под оконцем.

Как миротворно в горницу мою

По вечерам закатывалось солнце.

Привет, Россия – родина моя!

Сильнее бурь, сильнее всякой воли

Любовь к твоим овинам у жнивья,

Любовь к тебе, изба в лазурном поле.

Николай Рубцов. Ну, спасибо, Леша. Ты находишь мелодии лучше любого композитора! Я в последнее время всё чаще о журавлях думаю. Сыграй-ка моих журавлей. Летят от них, как сказанье, небесные звуки, плачут души моих ушедших родных, друзей, может, летят наши надежды!

Герман Александров. Ну, ты и мечтатель, Коля!

Алексей Шилов играет песню «Журавли».

«Меж болотных стволов красовался восток огнеликий…»

………………………………………………………………………….

Николай Рубцов и присутствующие подпевают последний куплет.

Занавес на последнем куплете.