Открываю глаза. Вокруг синеватый разливающийся свет. Вверху, справа, слева. Где я? В раю, что ли? Какой час? Время суток? Вечер, ночь или утро? Пошевелиться не могу. Руки, ноги как будто ватные. Поворачиваю с трудом голову налево. Рядом стена в синем отливе. Поворачиваю голову направо. Вижу рядом кровать. Это же кровать, похожая на мою вчерашнюю!Предоперационную. На кровати лежит мужчина неопределённого возраста. Смотрю дальше. Стоят несколько кроватей друг за другом. Думаю. Я в реанимации? Похоже. Значит, после операции.
На губах пересохло. Пить очень хочется. Надо позвать санитарку. Громко говорю: «Сестричка!» Звука не слышу. И понимаю, что это шёпот. Набираюсь сил. Как можно громче кричу: «Сестричка! Пить!» Слышу свой слабый голос. А в ответ тишина, как в песне Высоцкого. Думаю, сестричка спит или не слышит. Понимаю, звать бесполезно. Придётся ждать какого-то изменения в синеватой обстановке.
Вспоминаю, а что же было вчера. С вечера меня предупредили, что утром будет плановая операция, и я по указанию врача принял очистительный препарат для подготовки желудка.В семь утра, ещё до общего завтрака пациентов, в палату зашла медсестра, завезла кровать и пристыковала к моей кровати. «Снимайте лишнее», - сказала она. - «И перемещайтесь на мою кровать». Я так и сделал, оказавшись в чём мать родила на простыне и жёстком матрасе. «Се ля ви», - сказал я себе. Потому что анализы ирриографии, УЗИ и крови показали, что надо удалять опухоль. Говорю себе: «Всё будет хорошо! Помоги, Господи!»
Вспоминаю, что кровать со мной направили в широкий специальный лифт, спустили на 6-ой этаж и завезли, какя понял в операционную. Хирург, который меня принимал в больницу, был в окружении каких-то сестёр в белых халатах. Он сказал: «Вставайте. Переходите в это кресло». Помню я сел, руки положил на подлокотники, ноги закинул на спецстойки. Хирург меня спросил: «Ну как себя чувствуете?» Помню, что не успел ответить, и как будто куда-то провалился…
Лежу. Значит, мне сделали операцию. И что я жив! Голова что-то соображает. Тело перевязано бинтами. Раз я в этой комнате, - это реанимация. Думаю, что надо ждать. Вроде ничего не болит. Ушёл в полудрёму. Сколько времени прошло – неизвестно.
В комнате стало светлеть. Прошла одна, потом другая медсёстры, стали что-то искать в стеклянных шкафах. «Пить!» - попросил я. Медсестра подошла и приложила ко рту влажную салфетку. «Спасибо!» - прошептал я.
Послышались голоса в комнате. Началось движение вдоль кроватей.
Появилась группа врачей, естественно, в белых халатах и среди них мой знакомый, вчерашний хирург. Один из врачей сказал: «Нам надо освободить четыре места в реанимации. Сейчас тепосле операции – в коридоре». «Хорошо», - сказал хирург. Проход начался с крайней кровати, то есть с меня. Хирург посмотрел на меня, я на него. Помолчали десять секунд. «Этого в палату», - сказал хирург. Я внутренне обрадовался. В этом синем полумраке мне не хотелось задерживаться. Больной второй кровати лежал, закрыв глаза. Хирург обратился кмедсестре: Делайте по указанию!» К больному третьей кровати, хирург обратился: «Как себя чувствуете?» Голос ответил: «Лучше всех!». Я узнал тембр моего соседа Игоря Николаевича по верхней больничной палате. Хирург указал: «Этого тоже на выписку».
Медсестра прикатила мою кровать-тележку в палату и помогла перебраться на «родную» кровать. Пришла другая медсестра и поставила капельницу. В палате мы с соседом уточнили обстоятельства. Игорь Николаевич шёл на операцию на следующий день после меня, а я в день операции не вернулся в палату. Спросил соседа: «А почему я и ты оказались вместе в реанимации? На что Игорь Николаевич сообщил: «Я-то один день в реанимации». Тут до меня дошло, что я два дня возвращался или меня возвращали в сознание.
«Здравствуй, Белый Свет!» - сказал я, глядя в окно больничной палаты. Выписались мы с соседом в один день. Через три дня после операции. В приёмном боксе на этаже отделения сидела очередь новичков. Пока мы собирали сумки, наши кровати уже перестелили.
* * *
Какие вы все – наивные! Ну не все, а наберётся по крайней мере 90 процентов наивных, чтобы кому-то необидно было. Ну и мне тоже.
Иду на дачу в Подмосковье. Справа солнце, слева тени от деревьев. Вот тропинка среди разноцветья. Вот лес, в который хожу за грибами. Вот поляна с коврами земляники. Вот ряды молодых сосёнок, под которыми резвятся маслята. Вот ворона пролетела, села на забор и каркнула неизвестно о чём, но для чего-то! На опушке начала счёт кукушка. Не хочу считать, на кукушку никакой надежды. Вот корова и теленок пасутся на лугу и машут мне или для дела хвостами. Сверху кружит ястреб или коршун и выжидает добычу на поле. В облачном небе летают какие-то птицы неизвестного для меня наименования. Качаются молодые березы, показывают направление ветра. А в саду смотрят на меня кусты чёрной смородины, малины, крыжовника, калины. Да это же рай!
Думаю. Куда и зачем носимся? В больнице не выдержало бы сердце, кровеносные сосуды или почки или что-то нужное. И жизнь могла бы оборваться несколько дней назад и может оборваться по собственной глупости в любой момент.
А в это время. Где-то кипят страсти, режут бюджет, магнаты делят сверхдоходы, по ТВ славят бизнес-людей, и тех, кто за правильное и перспективное. Одни увеличивают губы, другие груди, третьи прибыли, четвёртые обсуждают введение прогрессивного налога на богатых поневоле или успешных по закону, пятые ловят проституток, шестые требуют введение абортов, седьмые против– из-за нехватки средств на будущих детей, восьмые оптимизируют ЖКХ, девятые рекламируют стимуляторы и стиральные машины, десятые требуют восстановить машиностроение… Жизнь кипит. Для чего?
Где-то борются страсти,
Где-то слышится вздор.
Здесь мне душу приластит
Златоглавый собор!
И становиться ясно: Реанимировать надо души, а не только тела!