Николай Шантаренков. Кировские и московские встречи с Николаем Рубцовым

(из выступления на вечере Московского Рубцовского Центра в ДК «Красный октябрь» 18 марта 2003 года)

    В 1953 году я поехал в Кировск поступать в горно-химический техникум. Кировск расположен в долине. Со всех сторона подступают горы – Хибины. Город казался маленьким, а горы высокими. 1 сентября пошли на занятия. Прохожу мимо каких-то металлоконструкций. За ними вижу спортплощадку. Ребята играют в волейбол. Там среди мальчишек ладный такой морячок. Хорошо играет. Берёт мячи. Прихожу потом на занятия. Сел на одну заднюю скамью, на «камчатке». А недалеко сел этот морячок. И такой улыбчивый. Подтрунивает над преподавателями. Выяснили кто это. Фамилия Рубцов. Приехал после тралфлота. До этого учился в лесном техникуме.
    С ним было легко. Располагал к себе. Писал эпиграммы на преподавателей. Ребята были к нему расположены. А преподаватели не очень. Эпиграммы были незлобные, но подковыристые.
    Оказались мы в одной комнате в общежитии. Это был старый дощатый барак, засыпан опилками между досками стен. Сделан в 30-е годы. Топили печь раз в неделю, по выходным. В комнате было 12 человек. Спали иногда, положив матрасы на себя.
    Коля предложил купить гармонь: – Давайте сложимся. Никто не играл тогда. Уговорил. Сказал, что кто не умеет, учиться будут. Коля песен знал много. Играл морские песни. Мы подпевали.
    После 1-го курса он поехал летом на заработки, куда-то в Киргизию. Билеты не покупал. Денег не было. Говорил: «4 дня еду, играю в карты с проводником. И он не догадывается, что еду без билета». На 2-м курсе у него интерес к учебе стал пропадать. А мы чувствовали, что он талантливый. Черчения много было в техникуме. Планы топографические составлять надо было. Коля чертил изящно, в карандаше. Но оставлял часто с недоделками. Под конец семестра перестал ходить на занятия. Просиживал дни в библиотеке. Вечером писал в тетрадке стихи. После 1-го семестра 2-го курса его отчислили. Мы думали, что за неуспеваемость. А он не хотел в этом техникуме учиться. Маргарита Ивановна Логунова (преподаватель литературы, выпускница Ленинградского университета) его защищала. Читала нам Колино сочинение.
   С нами он вёл многоплановые разговоры о жизни, о любви. Но ничего не говорил о своём быте. И куда поехал из Кировска, он не сказал. Тетрадку свою со стихами хранил. За два дня до отъезда мы сидели в комнате. Я на прощанье пошёл в магазин. А Коля в это время написал стихи. Когда мы встретились в Москве через 10 с лишним лет, я показал ему эти стихи. Коля Рубцов хотел их взять, доработать. Но я не стал отдавать, сославшись, что их потом не получу. Так они и остались без изменений. Называются они «Прощальные стихи» (два фрагмента, которые прочитал Н.Шантаренков, приведены ниже):

Зима глухая бродит по дорогам,
И вьюга злая жалобно скулит…
Я ухожу до времени и срока,
Как мне судьба постылая велит.

* * *

Уж сколько лет слоняюсь на планете!
И до сих пор пристанища мне нет…
Есть в мире этом страшные приметы,
Но нет такой печальнее примет!

     Написал Коля несколько страниц и бисерным почерком, без единой помарки. Увлекался он одно время Робертом Бернсом. Под него как бы писал.
    В Москве целую неделю жил у меня. Но чувствовал себя неловко. Он был очень щепетильный и очень благодарный. Если ему кто-то сделал хорошее, он всегда отвечал. Когда я приходил домой, он начинал как бы отчитываться, что сделал. Что не напрасно, мол, живёт у меня. Жаль, что я не записывал его высказывания по поэзии. Когда он узнал, что я кончил театральный, он мне раскрывал свою творческую «кухню». Увлекался очень Тютчевым и Л.Толстым.
    Первый сборник «Звезда полей» мы вместе носили в редакцию «Советский писатель». Он ночевал тогда у меня. Коля оставил мне 2-ой экземпляр. Через 2 месяца он звонит мне. А я работал тогда в редакции журнала «Искусство». Его 4 стихотворения шли у нас в журнале. Коля попросил поправить строку из стихотворения «В горнице». Стояло в тексте:

Красные цветы мои
В садике завяли все.

А Коля сказал, чтобы я внес исправление:

Ранние стихи мои
К вечеру завяли все.

   Я сказал, что внесу исправление. Так и сделали. Я потом подумал, почему такая спешка. Оказывается, что Коля хотел внести это исправление в сборник в «Советском писателе». Но ему, видимо, отказали. И в его «Звезде полей» остался первый вариант. А оба издания были подписаны в один день, 9 февраля 1967 года. Николай Рубцов всё время искал лучший вариант, пока не находил его.
    В Кировск Рубцов приехал после тралфлота. Море его тянуло. Тяжёлая работа. Но он оттуда пришёл очень физически крепким. Мы были хлипкие, дети, пацаны ещё. А Коля стоял широкоплечий. Любил всех нас как младших братьев. У него мускулатура была, бицепсы. На занятиях надо было поднять с пола обеими руками две двухпудовки. Мы не могли. А он поднимал.
    В Москве я работал в области культуры. Однажды мне коллега говорит о друге Рубцове. Потом он привёл Колю. Больше 10 лет прошло. Он меня не узнал. И я его. Он лысый уже стал. Такой с виду невзрачный. Он не любил кировский период. Говорил, что там была только одна хорошая женщина (это Логунова М.И.). Пришли ко мне домой. Нашли гитару у соседей. Разбитая такая. Настроили её. Коля пел песни. Это уже новая страница была у нас в общении. Я следил за его стихами в журналах.