Юрий Кириенко-Малюгин. О поездке Николая Рубцова в Ташкент в 1954 году

     В статье «Загадка одного портрета» (сайт «Душа хранит», август 2010 г.) Л.Вересов сообщает: «В рубцововедении существует несколько  нерешённых проблем, связанных с биографией поэта, с документальным уточнением этапов его жизненного пути.

Не ясна судьба его младшего брата Бориса, поездка студента Рубцова в Ташкент летом 1954г. вызывает споры…». Официальных публикаций о споре исследователей о пребывании Рубцова в Ташкенте не имеется. Известно, что  Николай Рубцов 1 июля 1954 года после выпускного вечера Т.Агафоновой уехал на пароходе из Тотьмы в Вологду. Где он был в июле, не было известно вплоть до последнего времени.  В начале августа 1954 года Николай  жил в семье Т.Агафоновой в Космово Вологодской области. В связи с поездкой по распределению в Азербайджан, Т.Агафонова сообщила в воспоминаниях, изданных в 1994 году: «…Коля нервничал, злился. А я ещё не понимала, что обманываю себя, играя в любовь. Видимо это было очередное увлечение. Николай почувствовал это и утром в Москве сказал мне, чтоб я не волновалась, едет он в Ташкент…»    Эта информация была приведена в первом издании авторской монографии (2002 г.). На основе новых фактов и логики надо признать, что Николай Рубцов тогда, после расставания с Т.Агафоновой не поехал в Ташкент.  Ниже представлен фрагмент из новой редакции главы 3 авторской монографии «Николай Рубцов: «И пусть стихов серебряные струны…»

   …На литературном вечере Московского Рубцовского центра в марте 2003 года Н.Шантаренков рассказывал о встречах с Рубцовым. Заприметил он Колю ещё на спортплощадке, где тот играл в волейбол. Отметил силу и ловкость Рубцова, который свободно поднимал 2 двухпудовые гири (каждая по 32 кг). 
     По воспоминаниям современников, Николай Рубцов занимался резьбой по дереву, вырезал какие-то фигурки, искусно. Учился без интереса (это немудрено, учитывая, что на первых курсах любого техникума преподавали в сжатом виде предметы старших  классов, которые Рубцов знал по лесному техникуму, а также усиленно химию). Стихи писал во время уроков, но говорил о них мало. Перед отъездом  из  Кировска показывал тетрадь своих стихов. В Кировске ребята купили в складчину гармонь, но играл на  ней, в основном, Рубцов. Видимо с этой гармонью Николай провожал Татьяну Агафонову  в августе 1954 г. в вагоне поезда на Москву.
     После поступления в Кировский техникум Николай написал письмо Т.Агафоновой на адрес Тотемского педагогического училища. Получил ответ и фото с надписью «На память Коле от Тани А.» На фото две девушки,  Татьяна запечатлена в тюбетейке, что вызвало вопросы учащихся техникума: «Которая? Чернявая? А почему в тюбетейке, узбечка, что ли?» (22). Поскольку комментаторы поэзии Рубцова ссылаются иногда на высшие  силы и Рок судьбы, можно здесь также отметить, что Т.Агафонова была направлена по распределению в Азербайджан.   
    По сообщению Н.Шантаренкова, Коля заявлял: «Она – мой идеал, а я – её». После получения фотографии в воображении Николая создаётся впечатление о взаимности с Татьяной. Среди подростков-студентов у него возникает авторитет потенциального «жениха». Из дальнейшей информации видно, что Татьяна встречается в это время с местным парнем Николаем П. (22). Писем нет, переписка обрывается, для Рубцова причина не ясна. Самое обидное в таком возрасте: выглядеть смешным в глазах сокурсников. И потому Рубцову надо ехать к «идеалу», к «своей» девушке, и прояснить взаимоотношения. 
    В начале 2009 года вышла брошюра историка А.Быкова «И золотое имя Таня…» (21) о жизненном пути Т.Агафоновой (Решетовой), которая сообщает, что более 20 лирических стихов поэта связано с любовью Рубцова к ней. В авторской книге «Поэзия. Истина. Рубцов» имеется статья об адресатах лирики поэта. Фрагменты из 3-4 стихотворений могут быть отнесены к Т.Агафоновой и одно – «Ответ на письмо» - прямо к ней. Нет ни одного прямого посвящения «первой любви». 
    Название брошюры «И золотое имя Таня…» по строке стихотворения требует объяснения. Автор  брошюры  А.Быков сообщает, что это стихотворение хранилось в архиве писателя Н.В.Попова. Но известно, что Н.В.Попов «случайно» опрокинул баул Н.Рубцова в комнате общежития, когда поэт отдал баул ему на хранение. Об этом сам Н.В.Попов сообщил нам на литературно-музыкальной встрече в Московском Рубцовском центре в апреле 2002 г.  Потом Н.В.Попов с соседом-студентом читали «этакую уйму» написанного Рубцовым и удивлялись. От автора: это - созданное поэтом ещё до поступления в литинститут!    
     А.Быков обосновывает в книге написание приводимого ниже  стихотворения после лета 1960 и до лета 1962 года, то есть в период жизни поэта в Ленинграде.  
     Рубцов писал все свои стихи по текущим событиям. Лирический герой неотделим от личности поэта в течение всей его жизни.  Я знаю это стихотворение с 2003 года (не от Н.В.Попова), ещё до передачи его в московскую библиотеку № 95. О текстах от Н.Попова новые владельцы не сообщали в наш Центр. Привожу текст, который совпадает с моим архивным вариантом:

Я уезжаю…Мучит тайна.
Однажды на заре проснусь
И золотое имя Таня
Под звон листвы произнесу.
А между тем на всю планету
Вновь ветер холода надул…
Тоскуя, в Вологду поеду
И этот чудный взгляд найду.

    Добавляю 3-ю строфу, которая имеется у меня в архиве:

Живые силы хлынут в жилы,
И опьянею я слегка.
И, может быть, впервые в жизни
Растают на душе снега…

    Логически рассуждая, Рубцов не мог написать это стихотворение после весны 1957 года, когда Т.Агафонова сообщила на флот о своей беременности с предложением взять её замуж  с  будущим ребёнком. К  тому  времени    влюблённость Рубцова закончилась.     
     С весны-лета 1955г. началась юношеская любовь Николая к Тае Смирновой из Приютино. Об этом позднее. Считаю, что стихи «Я уезжаю…Мучит тайна…» написаны весной 1954 года в период письменного молчания Т.Агафоновой и неопределённости взаимоотношений. Присущая поэту исповедальность позволяют сделать такой вывод.      
     В конце июня 1954 года после сдачи весенней сессии, получения стипендии за летние каникулы Николай едет в Тотьму.       
     Татьяна Агафонова пишет (11):
     «Затем, летом 1954 года, встреча  на  выпускном вечере  в педучилище. (По сообщению М.А.Шананиной, этот вечер  состоялся 1 июля 1954 года). Он  каким-то образом приехал поздравить меня с окончанием учёбы. Это и сразило меня… Теперь уже только он провожал меня с выпускного вечера, с ним бродили мы по берегу Сухоны, дожидаясь ночного рейса парохода на Вологду». 
      Это была разовая встреча после давнего разрыва зимой 1951-1952 г.г.,  эпизодического обмена фотографиями. Неожиданный  приезд  Николая  в Тотьму и отъезд  без обещаний новых встреч, судя по информации Т.Агафоновой. Куда же отправился Рубцов? 
     В те времена большинство студентов (из малообеспеченных семей) во время каникул подрабатывали разными способами, потому что отдыхать было не на что. Автор этой публикации с друзьями-студентами зарабатывали на такелажных работах в тресте «Моспогруз». Николай Рубцов поехал в Среднюю Азию, вероятно, по информации и предложению студентов старших курсов техникума, которые вербовались в топографические или  геологические партии для заработка. 
     В своих воспоминаниях писатель Сайяр сообщает о Николае Рубцове (25, публикация Н.Красильникова): «Добирался до Ташкента на почтовом поезде трое или четверо суток. Под Оренбургом на маленькой станции у Николая украли баульчик с рубашкой и кое-какой едой. Хорошо ещё, что документы были с собой. Сердобольные соседи по тесному плацкартному вагону, узнав о пропаже, делились с Николаем своими съестными припасами…». 
    «Возле железнодорожного вокзала в районе ветхих построек, где с начала века обитали русские (в основном беженцы с голодного Поволжья)…его приятель Ахмад снимал угол у полуглухого старика дяди Кости, сильно пьющего, но по натуре доброго и отзывчивого человека…» Далее от Сайяра:  «Дядя Костя сказал, что    неделю  назад  он    привёл   паренька   с   вокзала. Смотрю, – говорит, – бедолага лежит на скамейке. Жарища. Того и гляди, солнечный удар хватит. Пожалел, растолкал я его, привёл домой».
     У своего приятеля Ахмада Сайяр встретил незнакомого русского паренька, который с аппетитом уплетал деревянной ложкой какое-то варево из миски. Мальчишка поел и исчез.  Бездомного и безработного Николая содержал дядя Костя.  
     Из воспоминаний Сайяра: «А в другой раз, когда я Коле показал опубликованное в молодёжной газете своё стихотворение, он проникся ко мне заметным интересом…Коля прочитал несколько своих стихотворений. Я предложил: «Давай покажем их в редакции русской газеты. У меня там есть знакомые». Коля подумал и отказался. «Не могу, - сказал он, - Стихи у меня пока в голове…Вот перепишу их на бумагу, тогда может быть…»  Последующая встреча с Сайяром состоялась через 2 недели.  
     В то время в пустыне осуществлялся один из дилетантских проектов  строек коммунизма: программа орошения земель путём отвода воды из Аму-Дарьи. Как известно, кончилось это катастрофой:  полным осушением Аральского моря. В одну из топографических или геологических партий (версия Ю.Кириенко-Малюгина) по прокладке оросительных каналов завербовался Рубцов. Результаты работы молодёжи в  условиях пустыни Николай  отражает в таком фрагменте:
 
А чай припахивал смолою,
А дикий мёд
Чуть-чуть горчил…
Мы не держали под полою
Свои последние харчи.
По-братски поделились с теми,
Кто две недели жил  втощак.
Мы знали:
Будет, будет время,
И нам  придётся точно так.
А парни ели,
Парни пили.
Нас аппетит их поражал
…И мы не знали,
Что кормили
Тех, кто из партии сбежал.

     Одним из таких «сбежавших» был, вероятно, Николай Рубцов. То, что он  работал в пустыне, сомнений нет. Об этом говорят раздумья из стихотворения «В пустыне», опубликованные в «Вологодском комсомольце»  9 августа  1968 года (4): 

Шли с проклятьями 
Все караваны…
Кто ж любил вас?
И кто вас ласкал?
Кто жалел
Погребённые страны
Меж песков
И обрушенных скал.
Хриплым криком
Тревожа гробницы,
Поднимаются,
Словно кресты,
Фантастически мрачные 
Птицы,
Одинокие птицы пустынь…
                                  
      Такие стихи в городе не напишешь. Николай Рубцов возвращается в Ташкент, к дяде Косте. Логически вытекает, что поэт осмысливает и создаёт исторические картины, за период  месячного пребывания в Средней Азии. В.Зинченко (12) в комментариях к стихотворению «Караваны» пишет: «публикуется по машинописной копии из архива поэта. Вероятно, написано под впечатлением поездки в Среднюю Азию летом 1954 г., но осталось недоработанным».  Примерно 2 года назад (это 2006 г. – прим. Ю.Кириенко-Малюгина) в архив Вологодского Рубцовского центра были переданы (наконец-то!) подлинные записные книжки Николая Рубцова, в одной из которых содержатся черновые записи двух самостоятельных по смыслу стихотворений. Ранее В.Зинченко при составлении трёхтомника объединила их под одно название «Караваны». Представим читателю фрагмент:   

Шагали караваны
Из Фивы в Бухару,
И сыпали барханы
Песок, как мошкару.
Дамасские булаты
Везли в тюках своих,
Персидские халаты
И песни Навои.
А по пути колодцы – 
Один на много вёрст.
А в них,
Как соль в солонках,
Блестела россыпь звёзд.
Шли караваны чинно.
А годы – просто  жуть – 
Ложились как песчинки
На караванный путь.
    
     Сайяр сообщает, что через две недели Николай принёс тетрадку со стихами. Вместе зашли к редактору Видоновой. Она сказала: «Стихи хорошие…Но понимаете, в них много грусти, пессимизма. А нам нужны произведения о комсомоле, о строителях Голодной степи, о хлопкоробах. Напишите такие – опубликуем». «Нет, я не пишу таких стихов», ответил Николай.
    Какие стихи мог тогда показать Рубцов? В Ташкенте Рубцов  написал стихотворение «Да, умру я!». Вдали от родных мест поэт прозревает и отмечает, что он находится на «земле, не для всех родной». Зная прямой характер Николая Рубцова, можно предположить, что начинающий поэт представил редактору. Из более ранних стихов мог показать «Два пути», «Деревенские ночи», «Осень! Летит по дорогам…», какие-то морские стихи периода работы в траловом флоте. Наблюдается смысловая и словарная содержательность стихов среднеазиатского периода восемнадцатилетнего Николая Рубцова. Это говорит о том, что начинающий поэт постоянно совершенствовался, использовал местный словарный колорит.  
    Для прояснения периода пребывания Николая Рубцова в Ташкенте приведу фрагмент от Сайяра: «Хорошо помню: в июле, когда стали поспевать бахчевые, сосед по Тахтапулю дядя Нури попросил меня взять друзей и помочь в субботу сгрузить дыни, которые он привезёт на полуторке (так называлась в обиходе грузовая автомашина грузоподъёмностью полторы тонны - прим. Ю.Кириенко-Малюгина) на базар. Я поехал к Ахмаду и Николаю. Они с охотой согласились помочь. Базар Чор-Су находится в старинной части Ташкента, название его дословно переводится на русский язык как «Четыре родника» (чор – четыре , су – вода)…». Из воспоминаний Сайяра: «Дядя Нури поблагодарил нас и щедро расплатился. Деньги мы поделили поровну и пошли в ближайшую чайхану» Позднее в стихотворении «Желание» (1958 г.) Николай Рубцов увековечил ташкентский рынок:

Жизнь меня по Северу носила
И по рынкам знойного Чор-су!  

    Когда Сайяр приехал в середине августа, дядя Костя сказал: «А Коля уехал домой. Я дал ему на дорогу деньжат. Хороший он хлопчик, помогал мне по хозяйству, как сын родной…» (25)
      Итак, в начале августа 1954 года Коля возвращается в Россию, едет в Вологду и пытается решить свою дальнейшую судьбу. 
     Потому что далее Татьяна Агафонова пишет (11):
     «В августе 1954 года неожиданно  Николай приехал ко мне на родину в Космово (Междуреченский район Вологодской области). Тогда были приняты такие визиты, и ничего дурного тут не было…Попал Коля в атмосферу внимания и ласки моей мамы (она узнала, что Коля сирота)…Был август, поспела малина. С деревенскими девчатами и моими сёстрами мы ходили  по ягоды в лес. Для Коли интереснее была дорога в лес, природа, чем сама малина…Часто сидел на берегу речки Шейбухты или уходил в поле, в рожь…».          
    Затем Татьяна Агафонова сообщает: «Из-за чего-то мы поссорились с ним, как часто бывает с молодыми людьми в 18-19 лет. Компромиссов молодость не знала. Коля уехал из деревни». 
     В последнее время Т.Агафонова приводит совсем другие «факты» (21), в которых чернит Н.Рубцова и которыми себя выставляет в неприглядном виде, афишируя бытовуху. Зачем?
    Ещё одну попытку связать свою судьбу с Т.Агафоновой предпринимает Николай. В воспоминаниях от 1994 года Агафонова сообщала: «А вскоре мы с сокурсницами отправились на работу в Азербайджан – пароходом до Вологды, а затем поездом через Москву. Каково же было моё удивление, когда после отправления    поезда    в  нашем   вагоне   появился   Рубцов   с гармошкой. Кажется, до полуночи мы пели под гармошку наши любимые песни. Я с ним не разговаривала, побаивалась, что он поедет за мной до Баку. А ведь там и для нас с подругами были неизвестность и страх. Коля нервничал, злился. А я ещё не понимала, что обманываю себя, играя в любовь. Видимо, это было очередное увлечение. Николай почувствовал это и утром в Москве сказал мне, чтоб я не волновалась, едет он в Ташкент. Так мы расстались в Москве с нашей юностью…» (11).
    Почему Т.Агафонова сообщает, что Рубцов едет в Ташкент, неясно. Ведь он только что приехал из местности «не для всех родной». Родной для узбеков, но не для Рубцова. У каждого народа – своя родина. Об этой поездке  Т.Агафонова должна была бы знать.  Не думаю, что Рубцов стал бы скрывать этот факт.
    Уезжали Татьяна и пять её подруг 11 августа 1954 г. (22), довольно рано, ведь учебный год начинается с 1 сентября. Следует отметить, что 18-летних выпускниц  педучилища – направляли  по воле чиновников сферы «народного» образования СССР  не в русские сёла к детям, а в чуждые по религии и языку республики, не задумываясь об их судьбах. Из 6-х вернулись 4-е девушки. Хочу пояснить для неосведомлённых, что все выпускники училищ, техникумов или институтов по распределению получали от заказчиков молодых кадров подъёмные средства для проезда к месту будущей работы и были обязаны отработать по 2 или 3 года. А сколько событий пройдёт за этот ключевой период жизни! Можно было отказаться от поездки только по семейным обстоятельствам (выход замуж или женитьба).  
    Итак, Рубцов на вокзале в Москве и с гармонью. У него один путь – в Кировск. Николай знает, что отец в Вологде женат и у него другая семья.
     Выдвигаю следующую версию. Рубцов выезжал в конце июня 1954 года из Кировска через Архангельск до Вологды и взял с собой гармонь. По тем временам Рубцов мог оставить гармонь в Вологде в камере хранения на вокзале за 15-30 копеек в месяц. Возможно, Николай оставил гармонь в Вологде у тёти Сони. Он съездил в Тотьму на выпускной вечер к Т.Агафоновой и вернулся в Вологду. Ехать в Среднюю Азию с гармошкой было нереально. При возвращении из Ташкента Николай Рубцов мог проверить и доплатить хранение гармони в Вологде. Возить гармонь в Космово не было смысла. С этой гармонью Николай появился в вагоне Вологда-Москва, пытаясь как-то повлиять на Т.Агафонову и прояснить взаимоотношения. 
    Ходить по Москве с гармошкой или ехать с ней в Кировск без денег было нереально. Считаю, что  Рубцов продаёт в Москве гармонь на одном из разрешённых товарных рынков (типа известного «Птичьего рынка» на Таганке), на вырученные деньги покупает билет и  возвращается в Кировск, ведь у него нет  другой   крыши  над головой и средств к существованию. Есть другие версии?
    Почему-то исследователи не задавались бытовыми условиями проживания бездомного студента в этот период и материальных условий возвращения в техникум.   
     Николай в Кировске длительное время  носил  в кармане письмо  Татьяне, пока оно совсем не истёрлось. Адреса нет. Можно было бы писать на адрес в Космово? С пересылкой в Азербайджан. А зачем? У Татьяны его Кировский адрес есть.  «В  тетрадке с химическими формулами и названиями «аммофос, диаммофос», – аккуратным почерком юноша набросал строчки (12): 

А ты и не слышишь, как мокрые чайки
Кричат на закате пронзительно свежем,
И острые брызги доносятся ветром,
И ты вспоминаешься реже и реже…» 

      Т.Агафонова сообщает, что писем из Азербайджана Рубцову (после отъезда) не писала. Вот такая оригинальная любовь. В стихотворении «Уж сколько лет слоняюсь по планете!..» (январь 1955г., Кировск) Рубцов говорит о своей  влюблённости:

…Бродить и петь про тонкую рябину,
Чтоб голос мой услышала она:
Ты не одна томишься на чужбине
И одинокой быть обречена!..

      Это уже пророчество, которое оказалось недалеко от истины…