Юрий Кириенко-Малюгин. «Я был рождён аристократом...» (повесть)

Продолжение, начало см. на сайте раздел «новости»  13.03.2021,  03.04.2021

4.2. НИИ вакуумной техники. В конструкторском мире. Феодосия. Коктебель. Гурзуф. Теннис.  Немецкий язык. Октябрь 1961  и к июлю 1966

                             Я иду, иду по свету,
Впереди родимый край.
Эй, цыганка, за монету
Мне на счастье погадай!

Я – не гордый, я упрямый,
О прошедшем не тужу.
Не терзай мне только раны,
О чём хочешь, расскажу.

Я прошёл Нечерноземье
И по Крыму кочевал.
У любимой был я тенью
Да в туманах пропадал.

Я ловил крупицы счастья
В самой дивной стороне.
Душу рвал, порвал на части,
                             Но не стало легче мне.
                            
   Итак. Я опять в «почтовом ящике»,  в КБ НИИ вакуумной техники.  Опять месячный испытательный срок. Мне сразу поручают за два дня организовать отправку  какого-то габаритного агрегата в Сибирь — сделать  упаковочный ящик. На улице под навесом стоит  металлический «чёрт» с рогами — бак высотой около 1100 мм, диаметром примерно 400 миллиметров, патрубками в три стороны, каждый  длиной 100-150 мм, и каждый с фланцами диаметром 150-180 мм (читателю сообщаю на будущее  для справки; — конструкторы-механики настоящие всегда размеры объектов измеряют и обзывают в миллиметрах, строители — в  метрах, физики — в  микронах, прим. Ю.К.-М.).
    С такими конструкторскими заданиями ещё никогда не встречался. С упаковочными ящиками был знаком на заработках студентом на плодоовощных базах Москвы. Задание — значит,  задание. Взял рулетку, лист ватмана форматка А4 (197мм х 220 мм) и карандаш. Сделал эскизы этого бака-цилиндра, замерил рулеткой габаритные размеры. И пошёл за кульман чертить общий вид ящика и чертежи деревянных заготовок.  Нарисовал за пару часов. Чертежи-эскизы деталей  отдал руководителю группы для передачи в столярный цех.  Через три часа мне приносят все нарезанные детали на улицу, молоток,  гвозди разной длины и толщины, ножовку, листовую резину и ножницы. Под упомянутым навесом  сбиваю каркас ящика, на дне ящика закрепляю резиновый лист как опору-«подушку», набиваю некоторые заготовки для упора фланцев, засовываю в ящик бак, попросив на пару минут  какого-то проходящего мимо мужика из нашей организации, и забиваю дополнительные упоры для  рогов с вырезками резины. Раскрепляю дальше этот бак в ящике. Забиваю окончательно переднюю стенку ящика с упорами для корпуса бака. Переворачиваю ящик с бока на бок. Слушаю. Ничего внутри не гремит, никуда не падает. Зову начальника моей конструкторской группы. Он вместе со мной поворачивает ящик вверх ногами, трясёт. Тишина в ящике. Как раз заканчивается второй день моего испытательного срока.  «Всё!» — говорит ведущий. «Сегодня гуляй. Завтра за кульман».
    На втором этаже  разместилось  конструкторское бюро, отдел  № 24. Начальник отдела, назовём его так, Генрих Александрович. КБ расположено в огромном светлом помещении размерами примерно 20 метров на 15 метров. Кульманы расположены рядами по 6 шт в одном ряду, два смежных ряда — параллельно друг другу. Так, что два конструктора сидят напротив друг друга через смежные столы. На столах справочники, чертёжные инструменты (линейки,  угольники, лекалы для проведения кривых на чертеже, готовальни с циркулями и «балеринками» — циркулями  для проведения окружностей малого диаметра, наборы карандашей с грифелями разной жёсткости и жирности — для тонких наводящих линий конструкции и для обводки контуров, ластики для удаления ненужных линий и знаков.
   Конструкторы имеют квалификации: руководитель группы (фактически ведущий констуктор) и инженер-конструктор. Ведущий конструктор выбирает принципиальную схему агрегата, машины, делает предварительные расчёты, эскизный проект компановки базовых узлов. И затем определяет размеры базовых элементов и чертит почти окончательный вариант конструкции.
    В нашей конструкторской  группе —  молодые инженеры и техники-конструкторы — девушки из техникумов. Руководители групп с образованием энергетики и электроники — разного  возраста, от 30 и до 60 лет.
    Из википедии сейчас сообщаю, что директором организации тогда является Сергей Аркадьевич Векшинский (1896—1974) — советский учёный в области электровакуумной техники, Герой Социалистического Труда (1956)  лауреат трёх Сталинских премий (1946, 1951, 1955),  Ленинской премии (1962).    Был  репрессирован по доносу в 1938 году и до второй половины 1939 года. В 1953 году С. А. Векшинский становится академиком, награждён  золотой  медалью Академии наук СССР.
    Мне поручили разрабатывать так называемый вакуумный затвор, который  должен перекрывать вакуумное пространство от атмосферы. Конструкция — цилиндр с приваренным фланцем и выходным отверстием, скажем так,  диаметром около 260 мм.  Руководитель конструкторской группы показал мне применяющийся затвор с эксцентриковыми приводом. Сообщил, что затвор ненадёжен, имеет конструктивные  недостатки. Я стал разрабатывать затвор с рычажным приводом. После того, что я делал в ОКБ-2 по автоматической линии с поворотами и вращениями блока-барабана, новая конструкция мне представилась не сложной. Я сделал прочерчивание работы рычажного механизма подъёма-опускания заслонки и затем дожатия механизма заслонки к резиновому уплотнению на фланце.  Руководитель группы периодически подходит ко мне, как и к каждому инженеру, я объясняю конструкцию и после одобрения общего вида перехожу к деталировке узлов. Делаю эскизы и передаю подчинённому мне инженеру или технику, который рисует на бланке форматки А4 чертёж на каждую деталь с размерами для изготовления. Я, как ведущий конструктор данного изделия,  выбираю марку стали или другого материала для каждой детали, виды обработки. Для токарных деталей также ставлю размеры длины, диаметра с допусками и посадками (то есть по условиям работы выбираю и записываю: широкоходовая, ходовая, скользящая, напряжённая, глухая, прессовая или др.).  Форматку чертежа подписывает по очереди по вертикали в штампе чертёжник (техник или инженер), затем «согласовано» — ведущий  конструктор, утверждает зав. группой.
  Затвор был изготовлен, смонтирован сборщиками и установлен в линию для технологических испытаний. Подробности работы опускаю. Затвор работал нормально на испытаниях.  Герметичность  «держал». Как бывает нередко, по этому поводу появлялся «неприкосновенный» запас в размере полколбы спирта. Разведение водой: пятьдесят на пятьдесят. Закуска бывала от каждого участника «банкета» из дома, поскольку до магазина далеко и надо выходить за пределы пропускной системы. А техническая удача должна быть «обмыта». Коллектив уже тогда был спаянный, постоянно в обеденный перерыв играли в шахматы. Руководители групп умели играть, но слабее подчиненных и не ввязывались, чтобы не терять авторитет при проигрышах.  
     Сижу за кульманом. Солнце светит прямо в окно и на чертёжную доску. Июнь. Жара. Сообщают, что привезли вентиляторы бытовые малогабаритные, по кличке «подхалимчик», потому что при вращении лопастей корпус поворачивался направо-налево на 60 градусов примерно. Раздают конструкторам. Я включаю вентилятор, ветерок освежает «морду лица», как говорят у нас слесари. Напротив у соседа Коли, инженера-конструктора  также работает вентилятор. В общем, руководители  заботились об условиях труда инженеров и конструкторов.
    Внедрять рычажный затвор летом 1962 года меня направили в Казань, на местный завод электроники. В городе действовала трёхэтажная центральная  гостиница «Казань» с богатым интерьером на входе, какими-то пальмами на лестничных подъёмах. В гостиннице  обычно останавливались знаковые личности, в том числе артисты кино. Работал буфет с вином и пивом. Мне простому тогда инженеру удалось поселиться в однокомнатном номере, однако рядом был какой-то теплопроводящий канал, от стены которого полыхал жар, возможно от кухни ресторана. Я спал с полностью открытыми окнами и безо всяких там одеял.
    В местное КБ я привёз комплект чертежей, которые сдал в отдел информации и архив. Местные конструкторы придирчиво оценивали чертежи, по которым в Москве был изготовлен и испытан опытный образец. Перед казанским КБ поставлена задача сделать опытную партию затворов и испытать на стенде на 10 тысяч циклов. Подобная длительная цикличность испытаний показана  в кинофильме «Самая обаятельная и привлекательная» (1985 г.), в главной роли «конструкторы» по ролям Александр Абдулов, Леонид Куравлев, Ирина Муравьёва, Михаил Кокшенов, Людмила Иванова... Режисcёр: Геральд Бежанов. В кинофильме цикл технических испытаний показан  с опозданием на 23 года  (по  времени технологии наших испытаний в России, сценарист был литератор, а не «технарь»).
  Поскольку я в командировке был полторы недели, руководство завода пригласило отдохнуть на Волге с местными инженерами. Поехали на заводском микроавтобусе. На берегу  был обустроен палаточный городок. Вечером — уха, конина, картофель и солёные огурцы. В общем всё, что полагается. Выпили, не увлекаясь, под местную уху под полустаканчики, закусили также  и конской колбасой. Нормальная еда, если не знать, что она из коня. Поговорили мы о технических проблемах, потравили бытовые анекдоты. Наступили сумерки. Я вышел посмотреть на пейзажи великой русской реки. На берегу сидели рыболовы и я пристроился понаблюдать. Мне дали удочку. Половил я  минут пятнадцать без результата и вернулся к костру. Пейзаж и немного фантазии пришли почему-то тогда в голову и написал после трёхлетнего перерыва в гостинице такой стих.

На берегах приволжских спокойно очень,
Блестит вода, как разлитая ртуть.
Тревожно нам среди пустынной ночи,
Где царствует таинственная жуть.

Здесь, как в далёкой бабушкиной сказке
Иль неожиданном красивом сне.
Чернеющие лодки, как салазки,
Скользят и режут воду, словно снег.

Вдали играет рыбка золотая.
Чего ж не спиться ей? Зачем влечёт?
И мы о новом счастье  чуть мечтая,
Летим поймать хоть что-то на крючок.

      Конечно половина содержания — фантазии, но какие! Самому понравилось.
    Перед отъездом местные ребята, инженеры рекомендовали мне купить в Москву народный игристый напиток в бутылке из-под шампанского и типа шампанское под названием «Шато Икэм». В магазине не нашел этот игристый. Но вот спешу на вокзал в Москву. У меня  в кармане три рубля, это деньги значимые после денежной реформы 1961 года. Вижу по пути на вокзал небольшую палатку. Захож и  покупаю две бутылки «Шато Икэм» по дешёвке,  по рубль тридцать копеек за бутылку.  Привожу домой и поставил бутылки  под стол в комнате до дружеских встреч.  Холодильника у меня не было.
    Через пару дней заходит приятель Олег, знакомый ещё со студенческой скамьи, показывает из бокового кармана четвертинку коньяка.
  — Махнём?  — предлагает.
     Я говорю: «Вот у меня две бутылки из Казани напитка фирменного....Давай поедем в парк культуры Горького. По пути решили, что пригласим каких-нибудь девчонок. Так и сделали. В прогулке встретили полузнакомых ещё с танцев двух подружек, симпатичных, обе в белом, прямо невесты. По ходу разговора приятель отодвигает лацкан пиджака, показывает бутылочку коньяка и предлагает: «Посидим. Не будем же выпивать на улице, поехали к нам, на Сокол».  
     Приезжаем на метро ко мне. Тогда личных машин ни  у кого из простых инженеров не было. Потому ездили на трамваях или ходили пешком. Пришли ко мне. Сели мы по деревянным стульям. Девушки на диван перед столом. Достал я гранёные рюмки, тарелки, вилки, в те времена всё было просто. Включил магнитофон с ненашей музыкой. В первые десять минут реализовали четвертинку коньяка под останкинские вкусные сосиски из нашего по пути местного магазина. Я заявляю о фирменных бутылках из командировки. Сам сижу с самого краю у стола и у окна. Олег с другого краю. Достаю из-под стола две бутылки.  Хотел открыть. Но Олег перехватил инициативу и говорит: «Ты не умешь, я открою». Берёт бутылку. Снимает проволочную насадку, которая на пробке. Берёт пробку за голову, начинает поворачивать. Вдруг пробка вылетает у него из руки и из бутылки, шарахнула прямо в потолок, следом летит струя напитка. Олег растерялся, а струя полетела на ближнюю девушку. Я кричу: «Отводи!» Девчонки вскочили.  Он отводит случайно горловину на подругу. Я кричу: «На дверь!», — чтобы струя туда летела. Олег отводит. Кричу: «Держи вино!». Олег затыкает горловину, из-под ладони брызжет пена во все стороны. И наконец горло бутылки закупорено.  Запах — хуже не придумаешь.
   Говорю Олегу: «Дай сюда бутылку!» Смотрю — осталось  жидкости сантиметров на десять от дна. В комнате похоже — запах гнилых яблок. Девушки — с залитыми платьями. Веду их на кухню и даю полотенце. Через пять минут они говорят, что уходят. Олег  предлагает попробовать напиток из другой бутылки и обещает открыть её правильно. Девицы хмыкнули, вероятно обиделись, ничего не сказали, вышли из квартиры и отказались, чтобы мы их провожали. Больше мы их нигде не видели. Другую бутылку я подарил Олегу. Он не отказался, сославшись, что у него есть холодильник. Что с той бутылкой было дальше, я не в курсе. Олег ничего сообщал.
…...........................................................................................................................................................
     В середине августа 1962 года ко мне приходит  Сергей Михеев, который недавно съездил в Крым. Сообщает, что поездка была бесплатно туда и обратно. Его мама работает в 1-ом троллейбусном парке г. Москвы, что расположено в начале Ленинградского шоссе. Сотрудникам и родственникам в период отпуска через каждые две недели в Крым выделяют бесплатно автобус, который везёт к морю.  Полтора дня, одна ночь в пути — и ты в Феодосии. В автобусе выделяют одеяла для курортников. Каждому — на сдвоенное сидение,  где можно спать. Сергей говорит, что сейчас последний рейс, который везёт туда последнюю группу отдыхающих, а обратно захватывает ранее отдохнувших.  Я всё понял. На следующий день иду к руководителю группы, прошусь в отпуск, объясняю ситуацию проезда в одну сторону. Он согласен и начальник отдела тоже. Мне разрешают отпуск, хотя я не отработал ещё положенных 11 месяцев на новой работе для отпуска, как это записано в Трудовом кодексе. Сообщаю Сергею результат, тот передаёт маме, которая  делает заявку  на меня в  автобус.
    В один из двадцатых чисел августа приезжаю к 7 часам в 1-ый  троллейбусный парк. Стоит автобус, ждут двое водителей.  Нас едет по списку шесть отпускников, от парка четверо и нас двое «варягов» по списку. Две женщины выбирают первыми места для поездки, сзади на сидениях. «Мужики» на боковым сидениях автобуса. Выезжаем из Москвы и по магистральному Симферопольскому шоссе на юг.
       Немного истории. Частично из википедии.  
   «В основе трассы дороги лежит древний Крымский тракт. Решение о строительстве капитальной дороги было принято императором Николаем I в 1828 году для организации надёжной транспортной связи с Крымом и военно-морской базой в Севастополе. Строительные работы продолжались несколько десятков лет, параллельно вдоль шоссе устраивалась телеграфная линия. Трасса была закончена в 1858 году, тогда же было открыто регулярное сквозное движение пассажирских диллижансов (!!! - прим. Ю.К.-М.).
    До Великой Отечественной войны автодорога не на всём протяжении имела асфальтовое покрытие, имелось множество деревянных мостов, а ширина полотна составляла не более 5,5 м. После войны разрушенная дорога подверглась реконструкции, тогда земляное полотно было расширено до 12-15 м, наведены бетонные мосты и путепроводы, асфальтобетонное покрытие было устроено на всём протяжении шоссе... »
     Шоссе асфальтированное проходило мимо городов Тула, Орёл, Курск, Белгород, Харьков. Зачастую с объездами, чтобы не загрязнять воздушную атмосферу городов.
        Из интернета на поиск «москва крым трасса сталин 1946»:
«Дорога Харьков - Симферополь по её нынешней трассе начала строится в конце 40-х годов, как часть пути из Москвы в Крым. По воспоминаниям Светланы Алилуевой, в 1946 году Сталин поехал в Крым на автомобиле. Как ни старались местные начальники, сделать существовавшие к тому времени грунтовки пригодными для нормальной езды они не могли. Есть непроверенные сведения, что диктатор (любимый ярлык «либералов», прим. Ю.К.-М.) смог доехать только до Тулы (возможно, до Мценска или Харькова), а потом пришлось пересесть на ЖД транспорт. Но как бы там ни было, Сталин (тогда Сталину 67 лет, прим. Ю.К.-М.)  изрядно намучился, и вот вышло высочайшее распоряжение... Дорогу строили с нуля, в основном, в обход населенных пунктов – уже  в те времена, когда машин вдали от городов почти не было (!!! - прим. Ю.К.-М.)...   На строительстве "сталинской" трассы в конце 40-х многие работы выполнялись заключенными, в частности, возле Харькова трудились немецкие военнопленные. С обеих сторон высаживались лесозащитные полосы. Уже к 1 августа 1950 г. все 1399 км от Москвы до Симферополя были закончены и приняты в эксплуатацию правительственной комиссией. Дорогу построили всего за три с небольшим года, и это в разрушенной войной стране, при низком уровне механизации того времени!!!”
    “Приказ генералиссимуса (опять ёрничанье от либерала, можно было просто написать «приказ Сталина, прим. Ю.К..-М.) был короток: "Надо эту дорогу быстренько сделать. По ней советские люди будут ездить отдыхать на юг". В распоряжение строительства передали воинские части, подлежащие расформированию по демобилизации - 120 тысяч человек. Их двинули с юга. Навстречу, с севера, шли бригады обычных рабочих и многочисленных заключенных. Чтобы дело спорилось, на обоих фронтах работ к финишной черте ежедневно подкатывали бочку пива. Бригада, выполнившая норму первой, эту бочку осушала. Дальше - больше. Руководитель работ генерал-лейтенант В. С. Рясной добился, чтобы за выполнение определенного задания на каждом участке строительства вручали премии, за ударную работу досрочно освобождали по 200 заключенных, которых еще и награждали. Многие зэки раньше срока вышли на свободу с красным орденом на груди. А кроме бочек пива, трассу начали украшать столы с водкой и закуской — мощнейший стимул всенародного строительства. Источник данной информации - просталински настроенный писатель Ф. И. Чуев. Правдива она или нет, на его совести”. (сомнения — на совести автора — антисталиниста,  прим. Ю.К.-М.)
   По ходу длительной поездки знакомимся с пейзажами, останавливаемся по заявке нуждающихся (по туалетам или на кратковременную организацию обеда и ужина). Время в пути — 36-38 часов (водители меняются каждые три часа). На второй день к вечеру мы в Феодисии.
   В городе мы группируемся с Сашей — механиком троллейбусного парка.  Вместе снимаем одну комнату, но с верандой.  Оплата по рублю на человека в день. На пляж ходим втроём, к нам подсоединилась отдыхающая Рита, водительница троллейбуса, нашего же возраста. На пляже городском — какой-то мелкий песок серого цвета. Вода мутная — от наплыва купающихся. Через день Саша предлагает поехать за 20 км, в знаменитый Коктебель, он там бывал раньше. Полазить по горам и искупаться.  
   На следующий день едем на автобусе. Взяли с собой тройку дынь по кличке «колхозница», пару веток винограда и бутылку красного крымского вина 0,7 л. По пути — виноградники совхозные на склонах. На автостанции «Коктебель» выходим и идём к подножию горы Кара-Даг, которая древнего вулканического происхождения. Подход к бухточкам — был тогда свободный. Каждая, даже небольшая, имеет название, которое сообщал нам гид, тогда Саша.   
    Идём из бухты в бухту, каждая по дуге примерно двадцать метров. Первые три прошли, не разуваясь, по берегу. По пути собираем сердолик, полудрагоценные камешки. Из них туристы делают бусы. Одна из первых бухт называется «Бухта Барахты», так назвал Маяковский. Затем начинается обход-проход, только по воде, местами до полуметра. Снимаем кроссовки и пошли. Первая Сердоликовая, затем какая-то без названия, затем впереди вторая Сердоликовая.  Проход во вторую: надо обходить по морю вплавь или лезть на скалу высотой около восьми метров, а  внизу лежит плато с остроконечными пиками камней. Перелезаю малый хребет и перехожу на другую сторону скалы. Там удобный сход: ступенчато расположенные камни. Спускаюсь на малую «колючую» площадку. Однако плыть придётся всё равно. Через трёхметровый проливчик.  С нами Рита, не умеющая плавать. Сашка знал о том проливчике и сразу решил перевозить Риту на надувном матрасе с выходом в море. Как раз разыгрывается ветер и приходится выводить матрас метров на двадцать в сторону моря, чтобы с волнами не налететь на скалу. Благополучно, но за полчаса только Сашка перевозит Маргариту. А я на малом плато  снимаю майку, шорты и кеды, и вплавь попадаю на сушу, во вторую Сердоликовую бухту. На берегу бухты решаем подняться вверх к скале, которая называется «Чертов палец».  Идём по гальке и дальше по склону. Впереди нас группа туристов из трёх человек. Идём за ними. В лощине при подъёме держу авоську с вином, дынями и виноградом в зубах. Нужны 4 «лапы» для опоры. Зона подъёма сужается. Мы попадаем в тупик, с обеих сторон обратные склоны. Первый турист перебегает по более-менее крутому в сторону моря направленному склону.  Мимо нашей тропинки и нас летят камни. Сверху этот уже невидимый турист кричит и туда ему забрасывают друзья рюкзаки, это метров на десять.  Оба парня по очереди перебегают опасный склон и скрываются наверху, мимо нас опять летят камни.  
    Мы решаем отступить, с нами Рита. Ищем другую дорогу. Взяли направо. Идём по пологому склону, по пути наверх надо обойти очередную невысокую скалу с хорошими выступами. Саша и Рита проходят. Я иду следом, для поворота — в зубах авоска с «добром».  В какой-то момент, держась на четырёт лапах, отпускаю одну руку, потом вторую и хватаюсь за выступ впереди. И тут этот кусок гранита  отваливается, я едва успеваю вернуть руку на место предыдущее. Перепроверяю новый захват и огибаю скалу. Туристы, будьте бдительны!  Всё-таки поднимаемся и подходим к «Чертовому пальцу». Вид красивый сверху на Коктебель, пляжи и  море. Саша говорит: «Давай чуть вперёд и налево к тому хребту». Он знает эти места. Идём к тому гребню. От хребта вид потрясающий. Видим на море скалу «Золотые ворота» с проёмом в середине. Там в  кольцо скалы заплывает какой-то катер и выплывает.
     Поднимаемся повыше рядом с «Чёртовым пальцем». Вид на Коктебель, на вдали хребет «Хамелеон», на плато, с которого в советские времена стартовали планеры и которые служили для подготовки первых лётчиков нашей страны. Делаем привал. Надо отметить наш подвиг. Чашек нет. Но есть ножик-штопор.  Разрезаю пополам одну и потом вторую дыни, вычищаю зёрна на большую газету и вырезаю мякоти. Это закуска. Получаем три пиалы. Пробку вывинчиваем. Наливаем по хорошей чарке с тостом: «За Карадаг и нас на нём!»    
     Сейчас вот пишу эти строки и вспоминаю, что у меня есть «морское» стихотворение, но почему-то лежит в папке стихов 1959 года и написано перьевой ручкой. Но ведь я тогда сразу после окончания института не бывал на море. Вот этот стих. Который в теме морских переживаний того 1962 года.

  *     *     *

Среди угрюмых серых скал
Свою подругу шторм искал.
Он бился яростью могучей
В тупые и немые кручи,
Взвивался смерчами-руками,
Молил волнами-языками.
Ласкало знающее небо,
Поглаживая шторму гребни,
И пело всё о буйной силе,
Что океаны зря носили.
Не слушал шторм с небес хвалы,
Всё в те же скалы слал валы,
Всё бился яростью могучей
В неотвечающие кручи.

А образ сладкий звал и звал...
Валами шторм нарисовал
На скалах женскую фигуру...
И лёг у стройных ног понурый.   

    Солнце начинает опускаться. Возвращаемся. Идём по натоптанной тропинке, но по пути природная россыпь шириной метров шесть-семь. Перебегает первым Саша. Пока бежал, из-под ног сыпались мелкие камни россыпи, которая тянула его вниз в обрыв.  На той стороне Сашка  оказался метров на семь ниже точки старта. Я и Рита забираемся выше тропинки на 6-7 метров, чтобы нас не «засосала» россыпь. Каждый по очереди бежит на ту сторону. И оказываемся по уровню на продолжении тропинки с той стороны насыпи.  Дальше безопасная  тропинка ведёт нас в посёлок и на автостанцию.  В шесть вечера садимся  в автобус на Феодосию.
    Ещё мы раз приезжали в Коктебель, но чтобы купаться, нырять с местных валунов и загорать на пляжах, которые тогда были свободные и «дикие» для любого залётного в тот край. Вода всегда прозрачная, галька прибрежная «работает», как естественный фильтр.    
     Отдохнув две недели, нагрузившись  местными дынями и персиками, возвращаемся домой на поезде «Феодосия-Москва»  через Джанкой, восточную Украину и Харьков.   
     Осенью 1962 года завершаю работу по рычажному затвору. Смотрю сейчас в трудовую книжку и вижу приказ от 4 ноября 1962 года «За плодотворную и успешную работу объявить благодарность». Зиму и весну 1963 года езжу периодически в командировки в Казань. А летом 1963 года  — на пляж на «Водное Динамо», где играю в «диких» командах по баскетболу на вылет. Наигравшись, иду на пляж.
     В конце августа 1963 года  мне  профком НИИ  предлагает путёвку бесплатную на 18 дней, как это было всегда для любых трудящихся. Еду в подмосковный дом отдыха. Там традиционно: завтрак, обед, ужин. Запомнился мне этот отдых только футбольными матчами отдыхающих с местной молодёжью обычно после обеда с примерно с 17 часов и до ужина. Наш заезд обыгрывал местных сначала. Я играл в нападении и полузащите. В одном матче помню забил два мяча. Повели 4 : 0. Приходят другие местные на замену. Нам сказали: вот у них сильные вратарь и двое нападающих. Забили они нам в течение 10 минут два мяча. А их вратарь взял пару неберущихся мячей от моего партнёра. Престиж наш падал ежеминутно. И тут мне повезло.  Справа наш крайний прорвался и сделал навес в район одинадцатиметровой. Я бегу в эту зону. Успеваю посмотреть, что делает вратарь. Он — в воротах, не успевает выйти и перехватить навес. Мяч летит. Я уже на точке удара. Бить надо головой. Отклоняюсь чуть назад и головой посылаю мяч прицельно в дальнюю «девятку». Вратарь прыгает хорошо, но не дотягивается. Мяч в воротах. Гол престижа забит. Хорошо, что начинает темнеть, уже сентябрь. И мы расходимся. Местные домой, а мы на ужин. После этого играть перестал. Смаковал этот гол последние два дня отдыха.   
…...........................................................................................................................................................
   Живу на Кипренского,  в ранее упомянутом бараке. В ванной-туалете стала обваливаться штукатурка с потолка. Большинство семей разъехалось в 1962 году, когда наши дома объявили под снос и выделили квартиры от Моссовета. Жильцы нашего дома № 22, как нас тогда называли квартирантов, получали квартиры последними из переселенцев. Я никуда не ходил по ускорению переселения, мне ничего не предлагали, рассчитывал получить  однокомнатную. В квартире были прописаны я и мой отец. У меня на кухне колонка АГВ-80, в переводе на русский — автоматический газовый водонагреватель. По технике нагрева такая технология. Газовая форсунка со всеми горелками нагревает дно  водяного котла ёмкостью 80 литров. После нагрева до верхней заданной температуры, подача газа выключается, форсунки резко гаснут. Фитиль для запалки остаётся гореть. После охлаждения воды до температуры, например, 20 градусов,  датчик температуры  подаёт команду на подачу газа в форсунки, фитиль поджигает газовый поток, вода в котле нагревается и подаётся в систему отопления. Однако фитиль в том АГВ моей квартиры № 1  стал гаснуть при резком отключении горелок. Что не должно быть, это дефект. И горячая вода не поступала в батареи.  Каждую ночь по холодному воздуху в комнате и по холоду батарей чувствовал отключение АГВ. Шёл на кухню, включал подачу газа, одновременно подносил спичку или подожжённую длинную скрутку бумаги к фитилю и горелкам. Цикл нагрева продолжался. После работы я сразу возвращался домой и успевал запустить АГВ.
   Однажды в конце феврале 1963 года в те слегка морозные дни мне и некоторым конструкторам дали трёхдневную бесплатную путёвку в пансионат на Клязьме. Я поехал отдохнуть «на авось» морозной погоды. Клязьма  тогда была самый модный туристический  комплекс, состоящий из нескольких пятиэтажных современных тогда зданий.
    Там я катался на лыжах.  Однажды утром в фойе увидел  объявление о сеансе одновремённой игры, который  в 11 часов проводит международный мастер из Москвы. Тогда приглашали таких мастеров под их краткий отдых и  оплату за сеанс от профсоюзных организаций. Я думал, идти или не идти играть. Утром встал, оделся в спорткостюм. На лыжах я катался обычно часа по три. И по местным самодельным горкам. Номер у меня был трёхместный. Вдруг в комнату входят два парня весёлых. «Привет! Привет!». Знакомимся. Они  вынимают бутылку водки. «Выпьем?» Я отказываюсь,  идти же на лыжах собрался. Они настаивают и настаивают. Я соглашаюсь на треть стакан для знакомства.  Махнули, закусили огурчиком солёным и я помчался кататься. Отдыхающие остались допивать.  Катаюсь я по трассам и горочкам. А в голове мысля: пойти  поиграть или не идти. Смотрю на часы советской фирмы «Слава» 2-го часового завода тогда. Время 10.30.  Победили мои азарт и любопытство. Собрал лыжи и не заходя в свой номер,  иду в холл здания пансионата, где уже расставлены шахматы. За пять минут до начала явился. Многие уже за досками. Сажусь на свободное место. Приходит известный мастер. Сначала кратко рассказывает о прошедшем чемпионате страны, где он занял призовое место. Потом — ответы на вопросы. Я задал провокационный, как бы, вопрос, какой гроссмейстер  сильнее какого-то другого. Мастер ответил. И начал сеанс, то есть обход досок. Сеансёр делает обычно ходы е4 или d4 через каждую доску по ходу движения.  Со мной он сыграл е4. Обычно я отвечал с5 и играл социлианскую защиту, которую хорошо знал с юности. Но, понимая, что мастер обиделся на меня за тот вопрос, ответил е4, рассчитывая, что тот  сыграет f4, т.е. королевский гамбит, острый вариант, чтобы меня разгромить. Я хожу е5 и на ход f4,  беру пешку. Цепляюсь за неё, как сказано в теории, строю непробиваемую оборону в первые 8 ходов. За белых вообще-то нет явного позиционного перевеса, а пешки нет. Мастер начинает маневрировать. Перехватываю все ходы противника и перехожу в атаку. Забираю ещё пешку и угрожаю поставить мат. По времени сеанса мастер выиграл все партии, кроме трёх.  Он быстро переходит от доски к доске в расчёте на ошибочный ход каждого продержавшегося весь сеанс шахматиста. Я прошу пропустить ход. Мастер не соглашается. Делаю заготовленный ход и сеансёр, увидев мат в два хода,  смешивает на доске фигуры при свидетелях, тем  самым, признавая поражение. Не любят мастера некоторые проигрывать цивилизованно, пожать руку партнёру, например.
   Приехал я из пансионата домой, а морозы хоть и под 5-7 градусов, а систему отопления заморозили. Батареи холодные. Газ зажигать даже опасно. Вдруг вода из котла вообще не потечёт по трубам и не пройдёт в батареи. Ищу выход. Раздвигаю доски пола, под ними песок. Набираю в кастрюлю песок. На газовой плите разогреваю песок почти до каления. Насыпаю песок в мешочек двойной тканный  и также в подушку наполовину, кладу в постель под спину. Другую часть горячего песка насыпаю в два носка. И кладу в ноги. Посреди ночи встаю. Опять нагреваю песок и насыпаю в мешочек.  С трудом пересыпаю ночь. Думаю, что надо делать мощный нагреватель. Электроплитка не поможет. Пока ехал на работу, придумал применить трубу, а на неё завить проволоку нихромовую. Иду к слесарям консультироваться. К кому ещё? Рассказываю про свою проблему. Надо мне трубу изоляционную и проволоку нихромовую.
    Один слесарь  приносит трубу асбестовую диаметром 100 мм и длиной около 70 см. Другой слесарь на токарном станке навивает из нихромовой проволоки спираль длиной полтора метра. Быстро рисую две опоры из стальной полосы шириной 20 мм и толщиной 2 мм,  нарезают мне заготовки на станке. Сгибаю полосы и получаю две опоры двуногие для трубы. Дают мне асбестовый лист для изоляции трубы от опор при  монтаже трубы на опорах. Дома собираю из этих деталей нагреватель. Обматываю трубу спиралью, вывожу концы спиралей на  провода с электрической вилкой на выходе. Изолирую соединения лентой. Включаю в розетку.  Счётчик летит, как бешенный. А что делать? Жить то надо. Включаю нагреватель минут на двадцать. Воздух в комнате быстро нагревается. Выключаю прибор  и через несколько часов  включаю опять для нагрева воздуха. Но в постель всё равно кладу мешочек с нагретым на газу песком. Так вот жил на песке и с «самоделкой» больше месяца. Слесарям в знак благодарности презентую бутылку с закуской, что было обычным явлением для тех «тоталитарных» времён.
      В нашем доме в другом подъезде семья из нижней квартиры переехала на второй этаж, где всё нормально и там теплее, чем на первом этаже. Я переезжаю в их квартиру № 5.  Колонку АГВ и систему теплоснабжения по батареям я испытал, всё в нормальном состоянии.  
    Через год весной  я зашел в бывшую квартиру. На кухне обнаружил  ледяную конусообразную горку, высотой под потолок. Вероятно, на чердаке лопнул летом водяной бак, вода лилась на второй этаж и оттуда сквозь щели пола падала, медленно сливаясь на кухню первого этажа. Зимой она намерзала и так постепенно образовала сталлагмит ледяной бесформенный до потолка. Другого названия  этой фигуры я не нашёл.   
…...........................................................................................................................................................
      Летом  1963 года в отпуск еду один на юг с прицелом на  Коктебель. В вагоне познакомилися с   ребятами-инженерами из Куйбышева. Они с Волги и  аквалангисты. Меня заманили на отдых в местечко Ай-Даниль, которое расположено между  посёлком  Гурзуф и Никитским ботаническим садом. Комнаты в местных домах мы сняли для проживания без проблем.   
    По утрам спускались по крутым тропинкам к морю. Справа и слева можжевеловые деревья. Воздух просто как нектар, пьянит и радует. Море — чистейшее, когда спокойное. Недалеко резвятся дельфины. В море я нырял в ластах, но без акваланга на глубину до трёх метров и на полминуты. Под водой — мир необычный. Рыбы всякие диковинные плавают, человека не боятся. По дну ходили крабы. Иногда я дотягивался до них. Аквалангисты куйбышевские ныряли в глубину с водными  ружъями. Подстреливали нередко рыбу.  Крабов ловили часто, но когда выплывали дальше в море.  Жили мы в Ай-Даниле на том, что приготовим в любое время. Питание было безо всякой системы. Мне это не нравилось. Без первого блюда я не представлял себе нормальную жизнь.  Уходил через день-два  в Гурзуф, который был в тридцати минутах пешком по тропам мимо виноградников.  В местном кафе брал первые блюда. В основном, борщи. Запомнились в посёлке кривые улочки с домами из местных неотёсанных  камней,   дом  творчества художников имени Коровина.  И  дикий пляж  у домика Чехова среди прибрежных скал.
    В Гурзуфе случайно на причале встречаю сводного брата Славу, с которым не виделся несколько лет. Отец мой жил всё там же на Бакунинской, 36 с Анастасией Алексеевной, её детьми, Славой и Ритой, которые были уже сами с семьями. Слава дружил с местными рыбаками и мотористами катеров. Он катался в Гурзуфе  на водных лыжах. Предложил мне расчёт с рыбаками и мотористами местным вином. Я согласился. На обычных лыжах, по снежным равнинам и склонам в парке Покровское Стрешнево в Москве я постоянно катался. И здесь захотел попробовать. Забрался на катер. Надел широкие такие лыжи, свесился сбоку от борта на воду. Дали рукоятку с тросом на конце. Поехал по воде, держась за борт катера, затем за трос. С катера трос понемногу отпускали длиной до двадцати метров. Качусь себе, качусь вслед за катером, за которым образуются два шлейфа волн. Ехать просто так надоело. Стал маневрировать. Пересекаю одну волну, потом обратно и на другой гребень. Ощущение, как на лыжах едешь с горки. Свалился я всё-таки. Как поучили меня на инструкции до катания, выставил носки лыж из воды, лежу. Катер делает круг. С борта мне Слава бросает  трос. Ловлю рукоятку. Размещаю трос между концов выступающих лыж. Катер разгоняется. Трос натягивается и вытаскивает меня из воды на поверхность. Через десять минут чувствую усталость непривычную и подаю знак, что хватит. Для выхода из воды есть два способа. С катера страхующий вытягивает трос на себя. Лыжник подтягивается к борту. Катер притормаживает и лыжник перебирается на катер. Другая технология: катер проплывает мимо пляжа, делает круг и водный лыжник, как пижон, вылетает на берег, отпуская трос. Вот и вся технология катания на водных лыжах.  
    Помню, через день я пришёл опять в Гурзуф из Ай-Даниль. Встретил на причале Славу. Он мне сообщил, что сейчас на катере поедут с друзьями в Масандру. Если хочу, могу прокатиться на водных лыжах. Я, конечно, согласился.  Прицепился за трос и покатился.  Мимо скал побережья, остроконечных кипарисов, развесистых похоже каштанов. Красота. С борта Слава наблюдал за мной. Я еду на лыжах уверенно. Через минут  двадцать Слава  отошел вглубь катера, там закусить, видимо. А я качусь по глади. Чувствую устаю, ноги уже не держат. Кричу: «Стой!». За гулом мотора на катере меня не слышат. Кричал, кричал минут пять.  Отпускаю рукоятку троса. И остаюсь на поверхности моря. На катере, видимо, почуяли, что нагрузка упала на движок. Смотрю, развернулись, подплывают ко мне. Я говорю: «Спасибо, хватит». Снял лыжи в воде, передал на катер. Меня за руки возвращают на палубу. Всему должна быть мера. Доехали до Мансарды. Кого-то там  высадили. Наверно, это была маленькая халтурка для моториста.  Потому что ехать пыльной извилистой дорогой километр наверх до трассы, потом по жаре по трассе и вниз к морю по серпантинам — трата  времени и нервов. А мы поехали морем обратно в Гурзуф. Очень вкусная у рыбаков была вяленая на солнце рыбёжка. К вину, с которым рассчитываюсь с мотористом, и без вина. В то время сентября винограда было много и дыни «колхозница» по 10 копеек за кг. На набережной стояли бочки с сухим вином по 10 копеек за сто грамм. За три недели я наотдыхался, купаясь и наслаждаясь комплексным питанием  в Ай-Даниле и Гурзуфе.
     Осенью  1963 года  езжу в Казань в командировки по конструкциям нашего КБ. Играть в  баскетбол за родной институт МТИПП четвёртый год подряд мне уже неприлично в таком возрасте (26 лет), тогда появились в командах первокурсники 17-летнего возраста. Случайно-неслучайно кто-то в КБ мне сообщает, что есть возможность научиться играть в большой теннис.
…...........................................................................................................................................................
    Вспоминаю, что летом 1960 года я пытался поиграть в этот теннис. Тогда, к июню я отработал 11 месяцев в КБ завода полупроводников, вступил там в профсоюз, что тогда было обычным и обязательным явлением для любого трудящегося. В профком любого предприятия из ЦК отраслевого профсоюза присылали списки домов отдыха и пансионатов для отпускников. Я обратился в профком и в июне выбрал пансионат на Оке возле дома Поленова.  Маршрут поездки: от Курского вокзала до станции Серпухов, затем от причала на берегу реки Ока на пароходе прямо до причала дома-музея Поленова. Пансионат  расположен на берегу Оки, Заокский район Тульской области. Из википедии.  «Василий Дмитриевич Поленов (01.06.1844 — 18.07.1927) — русский национальный художник, знаменит по картинам «Московский дворик» (1878), «Заросший пруд» (1879», «Вид на Оку» (1898) и множеству других, которые представлены в его доме-музее и музеях России. Дом-музей построен на вершине холма над Окой в 1892 году, до сих пор сохранил свой первоначальный вид. Дом создавался по проектам самого художника. Красная крыша, белые стены,  общая архитектура делают похожим его на сказочный дом. Фасады дома различны, но гармонично связаны между собой разновеликими окнами, балконами, скатами крыши». Это надо видеть!
    Я посетил дом-музей, выслушал лекцию-экскурсию, любовался русскими пейзажами, которые разворачиваются прямо со склона пансионата и дома-музея  к Оке. Около реки имеется лодочная станция, где я утром взял на прокат лодку и поехал с девушкой, кажется, Ларисой, отдыхавшей также в пансионате. Лодочник предложил плыть против течения  налево, на городок Таруса. Я не придал значения его словам. Мы поплыли в другую сторону по течению, довольно быстрому. Грести было легко и просто. По пути любуемся берегами и рощами, песчаными плёсами. Вышли на песчаный плёс, искупались. Лариса рассказывает, что уедет пораньше из пансионата, ей надо отправиться в морскую интересную географическую экспедицию. Плывём и плывём, я даже весла «засушил». По времени мы проплыли часа полтора и довольно далеко. Я вспомнил, что обед у нас в 13 часов. И тут до меня дошло, что обратно возвратиться быстро не получиться, грести-то надо против течения. Развернул я лодку и гребу. Лодка стоит, как бы, на месте. Тогда я отплываю рядом к берегу и начинаю грести из всей дурацкой мочи. У берега течение слабое, но имеется. Худо-бедно гребу часа полтора и смотрю и трети расстояния не проехали. Предлагаю Ларисе погрести, пока я отдохну. Она, говорит, что руки у неё станут с мозолями и не согласилась. В общем, такая вот интеллигентка оказалась. Я машу вёслами и машу. Мозоли уже заработал. Причаливаю временами к берегу и отдыхаю минут по десять. Разговор уже не клеится. Окунулся для разрядки нервов. Сажусь опять за вёсла и вперёд вдоль берега по тиховодью. В общем, приплыли мы к пяти часам полудня. Даже воздушного поцелуя я не получил за такой труд.  Только при случайной встрече в пансионате у нас потом: «здравствуй и прощай».
   Теперь о другом. При пансионате были два теннисных корта. Я смотрел и  смотрел на играющих теннисистов с большими ракетками и подумал, что игра не сложная для спортсмена. Всё-таки,  у меня первый разряд по баскетболу и второй очень хороший по шахматам, а в настольном теннисе меня хвалили, присваивая уровень второго разряда.  Зашёл однажды на корт, а я почти всегда ходил в полуспортивной форме и в кедах. Попросил и мне дали ракетку. Противник с той стороны послал сильно мяч, который пролетел мимо меня. Я попросил ещё прислать пару мячей для пробы. До одного я с трудом дотянулся, но мячик улетел в боковую сетку корта. Поблагодарил я игрока и ушёл так и  не поняв,  какая радость в этой игре.  А тот теннисист тогда просто поиздевался. Пижон.
…...........................................................................................................................................................
    Однако вернусь к теме. Собирается кампания в двадцать человек научиться большому теннису. Оплата тренеру по 10 рублей в месяц, занятия с ноября и по апрель включительно в Сокольниках в закрытом тренировочном  зале на кортах клуба «Шахтёр». Мы сдали деньги сразу за весь курс.  На первые занятия в течение месяца приходили все заплатившие. Тренер пенсионного возраста,  Владимир Михайлович, как сообщили детский тренер, давал основы общения с мячом, подкидывали мяч на ракетке, стучали об пол, ходили по залу, подбрасывая мячик. Потом попарно перекидывали мячики друг другу. В зале было очень тесно, мячи летали непредсказуемо. Через месяц занятий состав группы стал редеть, ходили по пятнадцать, затем по десять этих теннисистов. После нового 1964 года занятия посещали сначала по пять-семь, потом по два-три  таких теннисных фаната. А тренер отрабатывал по два часа с группой, как положено. В апреле месяце я ходил уже один. И по два часа Владимир Михайлович занимался со мной. Я  буквально «заболел»  большим теннисом. Осваивал и освоил почти все основные приёмы работы с мячом, удары справа, слева, сверху, свечки, укороченные мячи, подрезки и др. и всё это в зале  с теннисной сеткой в размерах баскетбольной площадки. Мы играл вдвоём со счётом, который в теннисе специфичен: 15:0; 30:0; 30:15; 30:30; 40:30 и при выигрыше следующего мяча, счёт становится  условно 60:30 или 1:0; это сыгран первый гейм. Итак игра ведётся до счёта 6 — победы одного из противников.  При счёте 6:6 игра ведётся  до разницы в 2 гейма (как в волейболе разница в два мяча со счета 23:23, т. е. Игра почти бесконечная — при  равном мастерстве партнёров.
    А за стенкой нашего зала был корт с земляным покрытием, на котором тренировались профессиональные теннисисты. В конце апреля Владимир Михайлович предложил мне оформить третий разряд, хотя я не играл ни разу на настоящей площадке. Я отказался. Сказал, что буду идти к разрядам через московские соревнования и на настоящих кортах. Тогда весной 1964 года я уже знал теннисные корты стадиона «Динамо-3» в парке «Покровское  Стрешнево», на выходе улицы «Сосновая аллея». Стадион служил для спортсменов  предприятия, построенного на развилке Ленинградского и Волоколамского шоссе. Я  играл в стенку около теннисных кортов, отрабатывая технику ударов по мячу. Кто-нибудь из теннисистов при нехватке партнёра приглашал меня играть на корте. Через пару месяцев я обратился в теннисную секцию, представившись, что я работаю в закрытом предприятии. Меня приняли в состав секции, увидев мой уровень.  И я стал участвовать в московских официальных соревнованиях на получение спортивного разряда.   
...............................................................................................................................................................
    В феврале 1964 года вижу  у моего соседа-конструктора во время работы какую-то книгу. Спрашиваю, что интересного. Коля мне сообщает, что полгода назад  поступил на платные курсы разговорного (!) немецкого язывка. Полгода отзанимался и закончил первый семестр. Курсы размещались в школе, расположенной на Садовом кольце, в районе между Большой Никитской и  метро «Смоленская». Стоимость занятий составила тогда 7 руб. в месяц. Это при моей месячной зарплате в 140 руб. были копейки по затратам.  Коля  пошёл уже на второй семестр. Показал мне учебник немецкого языка, который рассчитан на два семестра обучения. Я полистал книгу. И «загорелся» темой. И себе сказал, что же это я за инженер, если не знаю хорошо или в совершенстве ни какой иностранный.  На курсы английского я не захотел, мне он не нравился. Даже по слуху. На немецком занятия начались с 1 февраля.  Я поехал на курсы в конце месяца, нашёл преподавателя, который вёл занятия с первого семестра. Переговорил с преподавателем в перерыве его занятий,  и очень попросил  принять меня, рассказав о причинах. Тот  сообщил, что в группе уже 30 человек, перебор. И я уже опоздал, приходите в сентябре. Я сказал, что догоню начинающих. Преподаватель разрешил, я тут же оформил квитанцию и заплатил 7 руб. С марта занимаюсь. В группе человек двадцать девушки, которые, видимо, решили найти в немецком или рядом свою профессию и судьбу. Занятия велись три раза в неделю: понедельник, среда, пятница — по три часа с 17 часов. Задания давали к каждому занятию, по времени надо было по два-три часа готовиться письменно и устно к следующему, иначе отстанешь. Дома надо читать вслух. Тогда использовал я свой магнитофон. Записывал по микрофону текст и включал кассету на время ужина. В общем «втянулся» в учёбу. На занятиях — хорошая подготовка: слушаешь немецкое произношение от других слушателей и впитываешь. В июне сдал экзамен на «хорошо».
     Начинается лето. Решил второй семестр освоить самостоятельно, не из-за денег, а чтобы не терять драгоценное время. Грамматика (перфект,  плюсквамрефект, инфинитивы и пр.) была  расписана  в учебнике. Задания к каждому уроку прописаны. Летом получил отпуск, как обычно для инженера, 24 рабочих дня (это с субботой тогда считали), то есть всего  28 календарных дней. Еду в Крым,  в Гурзуф.
    Снимаю комнату за рубль в сутки. Создал себе режим дня. Встаю в восемь, завтрак  на набережной в кафе или столовой. Иду на пляж к 9 часам. Тогда все пляжи были открытые и бесплатные. Ложусь в стороне от загорающих на полотенце. Всего уроков десять. На каждые два урока выделяю три дня изучения. Читаю базовый текст урока три раза вслух. Потом закрываю учебник и вслух или шёпотом про себя делаю пересказ. Конечно, с ошибками. Опять открываю текст и читаю два раза. Закрываю книгу. Иду купаться. Отплываю от берега метров на двадцать, где нет пловцов, ложусь на спинку и читаю текст три раза. Конечно, с ошибками. Приплываю на пляж. Открываю учебник, опять читаю текст вслух или шевеля губами, если  рядом какие-то соседи. Закрываю и бубню под нос текст. Затем читаю грамматику к данному уроку, перехожу к с заданиям. Ставлю ручкой в учебнике там, где надо нужные окончания, или впереди необходимый предлог или глагол в нужном времени, или правильное окончание к базовому слову. В уроке есть другой параллельный текст, его читаю и стараюсь выучить наизусть. И опять иду купаться с чтением текста вслух. Так продолжается до 12 часов. За время отпуска составил свой немецко-русский словарь с наиболее употребительными речевыми оборотами.
  Иду на обед в столовую. Днём жара, отлёживаюсь в комнате, почитываю учебник. После пяти часов иду купаться. Пытаюсь пройти иногда в элитный военный санаторий. Там отдыхающие, рангом не ниже полковника, были даже первые космонавты. Пройти официально через проходную невозможно. Но мы с приятелями-отдыхающими  знали пути-дороги и тогда через проходы по пригоркам, оказывались на территории санатория. Там были два корта. Иногда после обеда в санатории на кортах никого не было, и мы успевали перекинуться мячами минут на двадцать. Иногда с кем-то из отдыхающих. Это, пока нас не удаляла охрана. Видел я там одного прилично играющего штатского москвича, которого генералы и полковники брали для игры. И он иногда давал уроки большого тенниса.
    На пляже тогда, летом 1964 года бывал почти каждый день Савелий  Крамеров. Раздевался и лежал  недалеко. Тогда он ещё был мало известен.  Две симпатичные крали постоянно были с ним.  Видимо, не могли киноартиста поделить, это продолжалось почти полторы недели. Отдыхающие «дикари»  узнавали Крамерова и лезли в разговоры. Однажды его не было целый день. Появился  Савелий  на набережной уже с одной, но совсем другой девицей. И потом он исчез.
    Иногда я ходил купаться на «дикий» пляж около домика Чехова, рядом с домом художников Коровина. Местные ребята  опасно ныряли в проём между скалами. Во имя девчонок, что купались недалеко. Рядом, за высоким забором находился знаменитый пионерский лагерь Артек. По аллее рядами и друг за другом стояли кипарисы. Заглянуть на пляж Артека можно было, отплыв в море метров на тридцать.   
     В Москве  продолжал заниматься немецким. В конце августа приезжаю на курсы. В это время туда приходили-приезжали  новые желающие на овладение иностранным с какими-то целями.  Запись — на  первый семестр. На второй или третий семестр — приём  с экзаменом, в зависимости от знания иностранного.
    Встречаю случайно своего первого преподавателя и сообщаю, что хочу сдать экзамен за второй семестр и сразу перейти на третий. Он удивился и направил меня к другому преподавателю, которому я сдал экзамен за курс второго семестра.
    На третьем семестре был другой учебник, гораздо более сложный, близкий по текстам к подлинному немецкому. Преподаватель — Александр Васильевич, если память не изменяет. Известно было, что он был в немецком плену и там освоил язык. Этот русский мужик был с юмором, весело проводил занятия. Чтобы  было не скучно, устраивал диалоги на разные темы. Но были  новые сложные задания на базе основного углублённого грамматического курса и с переходом на бытовой и литературный немецкий.  Даже читать было тяжело. Но произношение я уже поставил через грассирующее «р-р-р» и мне успели поставить по другим нюансам за время первого семестра. Я применил свою методику изучения. На базе нового текста составлял свой. Для разгона пересказа  сделал несколько «паразитных» фраз. Типа «Ich moechte heute mitteilen, dass ......(«я хотел бы сегодня сообщить, что....») и далее, уже пока это говоришь, не думая, составляешь следующую часть фразы грамматически на немецком. За два месяца освоил свою методику  и уже к ноябрю поймал себя на том, что составляю фразу, уже думая на немецком, то есть из того словарного багажа который приобрёл. В общем, верна поговорка: «Упорство и труд, всё перетрут». Учил шаблоны  наизусть.
    Через полтора месяца Александр Васильевич меня похвалил: «Ну, Кириенко,  пришли Вы никакой, а сейчас уже всех догнали и давайте дальше». Ставил мне оценки «хорошо» и «отлично». Диалоги среди учащихся сразу помогали втянуться в понимание содержания темы. Третий семестр я сдал на «отлично». К сожалению, на четвёртый семестр с февраля 1965 нам дали другого преподавателя.  Дальше я шёл по своей  методике  заучивания наизусть. За весь двухгодичный курс в июне 1965 года сдал экзамен на «отлично». Диплом храню. А в сентябре 1965 года поступаю на третий год занятий по усовершенствованию знаний языка.
…............................................................................................................................................................
   Летом 1965 года еду опять в Крым, на этот раз в Коктебель. Отдых стандартный, вечером проходим окольными путями на танцы в молодёжный   международный лагерь «Спутник». Кстати иностранцев там было мало, около двадцати французов на весь заезд на триста наших. После этих танцев идём стихийной группой на набережную. Кто-то включает переносной магнитофон с  твистами. И  я в случайной группе под твист тру ботинки об асфальт. За два дня  истёр подошви до дыр так, что пришлось переходить на кеды и на баскетбол на площадке у пляжа.    
…............................................................................................................................................................
   Насколько помню, весной 1965 года наше КБ перевели от метро «Октябрьская»  на Нагорную улицу, где рядом со «старой» территорией для НИИВТ было построено капитальное шестиэтажное здание. КБ расположилось на втором этаже в светлом помещении. Видно было, что здание строили по специальному проекту. На первом этаже разместился отдел испытаний новой техники. На новой территории мне дали разработку напылительных установок. Подобными конструкциями я занимался ещё в лаборатории вакуумного машиностроения завода полупроводников.
    Для ознакомления с технологией изготовления новых изделий нас, двух конструкторов направили в Новосибирск на местный завод. Летели самолётом Ту-104 четыре часа в одну сторону. Вылетели в 12 часов. Прилетели в 20 часов по местному времени. Тогда я почувствовал часовые пояса. В свободное время мы посмотрели на известный Академгородок, который был построен специально под Новосибирском с целью приближения научного центра к разработкам Сибирского региона. Рядом песчаный пляж. И хотя был холодный сентябрь, мы принципиально искупались в Оби под стаканчик оздоровительного напитка. Ознакомившись по цехам с технологиями будущей разработки, отправились в Москву. Вылетели в 12 часов по времени Новосибирска и прилетели  в 12 часов по московскому времени. Мы летели параллельно,  вместе с солнцем.
     На работе я выполнял основные конструкторские задания группы на приличном уровне и замещал руководителя во время его отпусков. Тогда при начальной зарплате  140 рублей в месяц мы постоянно получали квартальные премии в размере примерно 40% месячного оклада.  По результатам работы за 4 года меня перевели на оклад 160 руб и это при том же звании инженер-конструктор. Тогда  при премиальной системе более 40 % квартальные премии составляли  более  70 рублей.
     После снятия Хрущева с должностей в октябре 1964 года, руководство  ЦК и Политбюро стало отходить от оголтелого  атеизма и хрущёвского уничтожения уцелевших православных храмов. Кто-то придумал в ЦК поднимать культурный  уровень инженеров, наверно, во всех предприятиях. Начались экскурсии по православному Золотому кольцу храмов и церквей Подмосковья, Владимирской. Ярославской и прилегающих областей Европейской России. Иногдаво время поездок под поздний вечер мы всей группой выходили из автобуса, разбивали палатки, разводили костры и ночевали на природе. Ездили мы  в Переяславль Залессский, Ростов Суздальский, в Кижи.  Менялась и социальная политика в обществе в сторону демократизации.  
    Летом 1965 года  раз месяц нам конструкторам и исследователям давали «разгрузочный»  день отдыха от «большого ума» среди рабочей  недели. Вывозили нас  на природу в Подмосковье,  выделяли автобус от НИИ. С нами ездил новый начальник отдела.  Генрих Александрович переведён на другое предприятие или уехал в Зеленоград на повышение. Мы организовывали игры в футбол или волейбол на любой поляне. С нами ездил свой баянист и песнями по дороге развлекались.
   Однажды с Северного речного вокзала поехали на «ракете», судно на подводных крыльях  Тогда они впервые появились в России и в СССР.  Кто-то из инженеров додумался, что не надо преодолевать сопротивления воды, что называется в лоб. Пришла идея поднять корабль над водой. Как? Воздушными струями из  форсунок у дна корабля в поверхность воды, а  поднятый корабль воздушными горизонтальными  струями отталкивается и  направляется вперёд с большой скоростью. Сопротивление создаёт только воздух. У нас в России это было впервые изобретено. Где был хвалёный  Запад?  Принципы работы многих агрегатов  брали у русских, в большинстве, инженеров.
     Приезжаем на пристань в Подмосковье по каналу имени Москвы.  Идём в лес, находим площадку,  играем в футбол. Женщины и девушки в волейбол. Затем застолье с минимум вина красного. Никто никогда не увлекался напитками, потому что при начальнике отдела это для кого-то могло кончиться увольнением. За столом народные, лирические из советских фильмов и авторские  самобытные песни.

  «Когда весна придёт, не знаю...»,
  «Виновата ли я,  виновата ли я …»

     и самобытные:
На мосту стоит корова,
Смачно семечки грызёт.
Отморозила копыта,
никто замуж не берёт

Дай на маленькую!
Дай на маленькую!
Я ведь больше не прошу.
Дай на маленькую!

Девки: «Ух!» И бабы:  «Ух!»
В положении петух.
То же семечки грызёт.
Словно соловей поёт.

      И опять тот же припев от конструкторов. Ну и так далее. Отсебятина полная! Кто-нибудь может удивиться, как такие придурки делают уникальные конструкции и проводят глубокие пионерские технические исследования.
   В наш технологический  отдел  новой  техники входили конструкторское бюро, лаборатория испытаний новой техники и лаборатория по исследованию вакуумных изделий. В НИИ было множество технологических отделов и производственный цех.
  Сейчас в архиве нахожу записную книжку 60-х годов. Привожу просто состав культмассовой комиссии НИИВТ — фамилия, в скобках № отдела, вид работы: Лобачева Галя (№ 25), работа в школе; Пятибоков (№ 9), лекции, пропаганда; Горбунов Виктор (№ 09), Антонова (№ 24), Лобачева (№ 25) - проведение вечеров; Маликов (№ 23) - проведение экскурсий; Вислобокова Лена (№ 10) - распространение билетов; Лещук Вита (№ 25)  - распространение художественной литературы; Рождественская Тамара (№ 20) -  билеты в кино; Минакина Рита - политехнический музей; Чернов (№ 30) — хранение культинвентаря.  В записной книжке также список культоргов 26-и  отделов: номера отделов, фамилии и имена. В списке разрозненные мероприятия в разных отделах: сентябрь — поездки за грибами; дни отдыха в разных отделах; поездка в Ленинград; поездки на немецкую, австрийскую выставки в Москве и др. Помню свою спортивную поездку в Ленинград на товарищеские встречи по баскетболу с  командами родственных по профилю исследований предприятий. Я лично готовил трафареты из ватмана (нарезки букв) для нанесения гуашью надписей НИИВТ на майки баскетболистов. Всё проводилось за счёт бюджета профкома института и на инициативе молодёжи.        
  С осени 1965 года профком объявил о проведении конкурсов самодеятельности среди отделов НИИВТ. По линии профкома в каждом подразделении отдела — культорги. Собрались, поговорили, кто и что может предложить. Поскольку я был постарше среди нашей молодёжи, мне поручили и я с удовольствием взялся за организацию команды на конкурс. Посмотрел свои юношеские литературные записи, предложил две интермедии, одну сценку с темой на «театр теней». Кроме того, у меня были пародии и зарисовки-юморески объявлений, сообщений и из бытовых разговоров. Одним из номеров был песенная сатира «Нас здесь четыре братца — четыре тунеядца», которую принёс Миша из испытательной лаборатории. Добавили и скорректировали текст. Сатира шла на «Ура» под чаплинскую мелодию. Из других номеров сложился поневоле танцевальный. Кто-то принёс проигрыватель и перед каждой репетицией мы минут двадцать разминались танцем «хали-гали». Образовалась тогда и танцевальная пара для номера.  В день выступления заболел партнёр по танцу и мне пришлось выступать с основной партнёршой во время конкурса.
     Конкурс проводился в доме культуры текстильной фабрики, расположенной рядом с нашим НИИ. В результате конкурса нам присудили второе место среди отделов-участников. Победила команда отдела вакуумной лабораторной техники под руководством Феликса Л., как сообщили за счёт исполнения бывшей балериной, а в то время лаборанткой, номера на пантах из «Лебединого озера».  
      В общем, как говорится, мы в те времена, чем только не занимались.
     В те 60-е годы московская продвинутая молодёшь ходила на танцы в  парках культуры г. Москвы. Я ориентировался на известный танцевальный зал «Шестригранник» в парке Культуры имени Горького. Зал получил название из-за шестигранной формы здания. Туда по выходным трудно было купить билеты.  Поэтому танцы стали делать даже в павильоне парка на набережной Москва-реки.
     На танцах весной 1965 года  познакомился  с симпатичной девушкой. Но тогда  не получилось взаимопонимание. Через полгода осенью в сентябре  встретил её  опять на танцах. Тогда мне  надоело жить одному. После нескольких свиданий  предложил ей замуж. И мы стали жить у меня на Кипренского.  В июне 1966 года родилась девочка.  В доме № 22 живём мы тогда втроём на первом этаже, на втором — другая  семья.   В соседних: доме  № 20 и № 18 остались жить  две семьи.  

4.3. От кульмана в науку. Сублимация продуктов в вакууме.  Кишинёв. Одесса. Культуру  в Подмосковье. Из барака в квартиру. Теннис.

      С февраля  1966 года продолжаю заниматься на курсах немецкого языка. Пятый семестр закончил на «отлично».  Меняется преподавательница, которая  стала придираться к любой моей запятой, любой миниошибке и перед всей группой. Были в составе просто слабые курсантки, но им Сойфер ставила пятёрки. Я понял, что это уже политика. Некоторым любимчикам надо было выставить в дипломе пятёрку, с которой можно было бы устроиться на престижную работу в какой-либо советской организации. Весной 1966 года  заканчиваю эти платные трёхгодичные курсы немецкого языка и меня  одаривают оценкой «хорошо».  
     В 1966 году, насколько я помню и знаю, главный инженер НИИВТ сообщил, что пришло указание из ЦК КПСС и Совета Министров СССР применить высокие технологии для народного хозяйства. Я это понял из случайно-неслучайного посещения главным инженером института Михаилом Ивановичем Меньшиковым  нашего отдела 24. В то время НИИВТ арендовало теннисные корты в спорткомплексе Лужников. А я, фанат большого тенниса, играл на этих кортах вместе с теннисистами института. И там встречал шапочно М. И. Меньшикова, который играл со своими друзьями и довольно хорошо.  Во время беседы в присутствии моего руководителя группы Михаил Иванович достаёт  какие-то  бумаги, листает и говорит, что есть несколько предложений-заданий  использовать  вакуумные установки для пищевой промышленности. И смотрит на меня и руководителя. Продолжает: «Например, для отсоса молока из вымени коровы». Я говорю, что не в курсе этой проблемы. Тем более, коров близко не знал. Меньшиков зачитывает ещё пункт о проблеме обезвоживания-сублимации пищевых продуктов для поставки космонавтам. Я, особо не думая, говорю об интересной реальной  теме. На этом разговор и закончился. Через несколько дней меня и руководителя группы вызвает начальник отдела и говорит о задании на разработку сублимационной установки. Как я понимаю, визит М. И. Меньшикова был неслучаен, вероятно он знал, что я закончил пищевой институт, по специальности инженер-механик. Не беру много на себя, но, как я знаю, Михаил Иванович, в то время кандидат технических наук (позднее доктор т. н.), постоянно посещал лаборатории института, как уникальный специалист в вакумно-электронной технике, курировал все разработки, помогал в разрешении технических и организационных проблем и знал в лицо всех специалистов НИИВТ. Интересно, что М. И. Меньшиков был беспартийным в то время, это удивительно при тех исследованиях секретного характера. Михаил Иванович в те 60-е и позднее годы постоянно занимался теннисом, катался на горных лыжах и помогал в решении материальных проблем в общественной жизни института. Директор НИИВТ С. А. Векшинский решал на высоком уровне и принципиально проблемы и вопросы с применением вакуумных систем для ракетной и электронной области, контактировал, как правило, в системе НИИ с начальниками отделов, которых было более двадцати.
     Итак, в  1966 году поставлена проблема обезвоживания пищевых продуктов в вакууме методом сублимации. С целью поставлять облегчённые пищевые продукты на космические станции. Разрабатывать установку поручили мне. Я даже обрадовался. Со стороны заказчика новой полупромышленной установки выступал Всесоюзный научно-исследовательский институт консервной промышленности (ВНИИКОП). Позвонил во  ВНИИКОП, представился как ведущий конструктор из НИИ вакуумной техники. Попросил соединить с директором. Секретарь поинтересовалась, какая у меня фамилия. Назвал: Кириенко. Спросил: «А что это имеет значение?» Она ответила, что это важно. У  директора — фамилия Кочерга. Был случай, когда директору ВНИИКОП позвонил из Украины директор какого-то предприятия и сообщил: «Беспокоит директор Сковорода».  И спросил : «А кто у телефона?». Директор ВНИИКОП ответил: «Кочерга». И Сковорода бросил трубку.
     Я получил первую консультацию. Составил список технической литературы, в том числе на немецком и английском языках.  Журналы и книги заказывал, получал и прочитывал во Всесоюзной институте научно-технической информации, что был расположен  на Кузнецком мосту. Ничего необычного и сложного, в том числе из западной техники не оказалось. Для ознакомления с практической  технологией и имеющимися отечественными лабораторными установками меня с руководителем нашей группы Иваном Никифоровичем (если не ошибаюсь по И.О.)  командировали в Киев, Кишинёв и Одессу. В Молдавии в те 60-е годы находился НИИ консервной промышленности.
   Приезжаем в Кишинев, свободно устраиваемся в гостинице, и затем  в НИИ  два дня знакомимся с работой лабораторной малогабаритной установки. Берём в руки образцы натуральной клубники, нарезки картофеля и моркови. Ничего они не весят. Дают нам блюдце с водой. Кладём туда образцы и получаем сырые продукты. Конечно пробуем: клубника как настоящая, даже с некоторым запахом.  Пробуем и сырую морковку. Технологию видим и записываем. Упаковка примитивная, взвешивание обезвоженных образцов не имеется.  Почти всё я знаю из литературы по сублимации.  
     Выходим с Иваном Никифоровичем из  НИИ, идём в гостиницу. Город разбит на кварталы. По пути  расположены винные подвалы. Заходим в первый. Несколько бочек с разными винами. Пробовать надо. Заказываем по стакану, по  200г молдавского вина. И под конфетку типа «ласточка». Выпили, понравилось. Выходим на улицу. Идём дальше. На следующем перекрёстке — такой же погребок. Заходим, заказываем два стакана по сто грамм разных вин, чтобы продегустировать качество. Выпиваем. Закусываем другой фирменной  конфеткой, теперь «ромашкой». Выходим. Идём к гостинице. Опять перекрёсток с погребком. Заходим. Выбираем два по сто грамм других марок красных вин. Заедаем «ласточкой». Выходим. Идём к гостинице. Мой начальник, которому 59 лет, тут и говорит: «Чёрт возьми! Мы же за пятнадцать минут выпили по 600 грамм вина. Пойдём в ресторан». Зашли, заказали и сьели по большой тарелке первого — борща. В номере отпивались чаем без закуски.
      Поехали затем в Одессу. Там консультировались на каком-то полузакрытом предприятии.  Я знакомился с методикой и  приборами для  бесконтактного тензовзвешивания продуктов, который применялся в бытовых условиях. Зарисовал схему взвешивания, записал для себя параметры и типы датчиков. Для будущего использования в пульте управления установкой. Тензометрический метод непрерывного взвешивания  образцов планировал применить в процессе откачки полости установки вакуумным насосом. Это  было ноу-хау нашей установки по тому времени.
    Однажды в Одессе мы шли по Дерибасовской, две дамы остановились и спросили «Привоз? Привоз?» и добавили на своём. Понял, что это немки. Пояснил им, как проехать. Получил: «Данке!». И затем одна дама говорит: «Wo sind unsere Suessen?  И они оглядываются, ищут кого-то. Я думаю, что это за «Suessen» и к чему оно. А впереди оказались две девушки, это дети или родня. Я понял, что  «Suessen” (в переводе «сладкие») относится к этим девушкам. Выясняется, что и у немцев есть жаргоны и сленги.
      В Одессе также имелись погребки на перекрёстках улиц. Но мы, без соблазна,  осторожно попробовали три раза по сто грамм.  Перед отъездом из Одессы зашли на знаменитый Привоз. Там купили по две больших селёдки домой. Кстати потом в Москве я резал эту селёдуку вдоль брюха и там в полости лежал жир натуральный. Такая вот была селёдка!
   Сели мы  на пассажирский поезд, который полтора дня тащился до Москвы (обычно скорый ехал сутки). Зато по пути на каждом полустанке можно было купить и мы покупали варёную картошку с солёными огруцами, варёную курицу, помидоры натуральные украинские, лещи вяленые, яблоки краснобокие. У нас была с собой общая бутылка молдавского вина. Под эту закусь.
    В те 60-е годы 20-го века  профком НИИ вакуумной техники время зря не терял. Из номеров нашей самодеятельности была составлена программа и образована бригада самодеятельности. Выделили автобус  и однажды снежной зимой 1966 года нас направили в подшефный совхоз для проведения концертов. Сняли всех «артистов» с работы на три дня с обеспечением питания и проживания в местных условиях. После одного из выступлений автобус застрял в сугробах. Так, что от правления совхоза прислали трактор, который и вытащил автобус на трассу. В план выступлений вошли наши «Четыре тунеядца», номер «театра теней», несколько пародий. Хорошо пели девчата-технологи из механического цеха лирическую песню «И таяла сладко малина на тёплых губах у тебя...; Ты помнишь, Ты помнишь — на тёплых губах у тебя...». Балерина отсутствовала. В общем, выступили мы в трёх клубах разных деревень совхоза. Кормили нас в местных столовых замечательно. Ну и отзывы, вероятно, в НИИВТ послали положительные.
    В трудовой книжке вижу приказ по НИИВТ от 07 января 1967 года «За активное участие в проведении смотра художественной самодеятельности объявить благодарность и наградить почётной грамотой». Правда, получение грамоты официальной я не помню.
…...........................................................................................................................................................
   С 1965 года параллельно с конструкторской работой я активно занимался организацией культмассовой работы, то есть общественной деятельностью. Тогда же был избран комсоргом отдела 24. Через два года дали мне рекомендации и вступил в КПСС. В августе  1967 года меня вызывают в партком и предлагают учиться в Университете марксизма-ленинизма. Это уже без обсуждения. Я приезжаю и выбираю факультет «Внешняя политика СССР и международные отношения», потому что мне  ещё в школе нравился как предмет «История  СССР», которая, в основном, базировалась на истории России. Занятия проводились раз в неделю и дважды за семестр каждый писал реферат по заданной исторической или внешнеэкономической теме.
…...........................................................................................................................................................
    Осенью 1966 года сочиняю и оформляю  на работе на пишущей машинке под копирку в 6-и экземплярах письмо-заявление   руководителям в 4 московские организации:  первый экз. в адрес Московского горкома КПСС (от которого зависит практически всё тогда в городе), второй экз. в адрес Краснопресненского райкома КПСС (который курирует все проблемы в районе), третий экз. в Моссовет (который планирует жилищное строительство в городе), четвёртый экз. в Краснопресненский райисполком (который знает все проблемы в подконтрольном районе). В письме изложена ситуация о расселении наших домов и что расселение остановилось, хотя дома признаны были аварийными ещё в 1960 году и через год началось и проведено расселение большинства квартир.  Не переселены 4 семьи. Пишу о состоянии квартир. Не выехавшие семьи подписываются под письмом. Даю в письме свой адрес. Проходят месяц, второй. По тем временам ответ на обращения должны давать в течение месяца. Молчание.
     В марте 1967 году опять печатаю заявление в 6-и экз. и посылаю в те же 4 адреса. Добавляю фразу типа: «Мы вам писали, вы нам не отвечали».   
     Через месяц приезжает комиссия в составе трёх человек. Сначала они побывали в домах № 20 и № 18.  Мне говорит одна из членов комиссии, что в тех квартирах жить можно.  Я веду членов комиссии сначала в другой подъезд, в квартиру № 1, где я был прописан, и там на кухню, где стоит ледовый сталагмит. Объясняю, что по этой причине я не мог остаться жить в той квартире. Веду комиссию в «свою» квартиру № 5. Приглашаю в ванну-туалет. Беру швабру и тычу в потолок этой комнаты. С потолка падают куски штукатурки размерами по 30-40 см прямо перед ними. Любопытные выходят. Председатель комиссии (вероятно) заявляет, что  мы (т. е., Они) включат наши семьи в план отселения на 1968 год. В 1967 году нас в планах выделения квартир нет. Значит, ещё зиму 1967-1968 г.г. придётся пережить. Правда, задают вопросы, где работаю и могут ли на работе дать жильё. Отвечаю, это от меня не зависит. Даю глупый совет: «Обратитесь туда в закрытое НИИ».
…...........................................................................................................................................................
    В командировках  получил я тогда основную информацию, требования со стороны натуральных заказчиков и приступил к работе. В установке по техзаданию предусмотрены серийный вакуумный насос (откачка атмосферного воздуха и влаги из образцов),  специальный корпус установки, упаковочный блок, тензометрическая система взвешивания, пульт управления с мнемосхемой блоков и процессов откачки воздуха и влаги из заготовок.
   Корпус установки имел вид параллепипеда, у которого имеются верхняя панель, боковые стенки и дно. Верхняя панель корпуса выполнена из стали толщиной  4 мм, имела четыре ребра жёсткости для предупреждения изгиба-прогиба под действием атмосферы. Рёбра жёсткости — это стальные полосы толщиной 4 мм и шириной 40 мм, приваренные перпендикулярно к плоскости верхней панели с зазором по 100 мм. Чтобы читатель  представил себе нагрузки, сообщаю, что давление атмосферы на любую плоскость составляет 1 кг на кв. см. При площади верхней панели 2800 кв. см (ширина 400 мм и длина 700 мм)  давление составляет 2800 кг или почти 3 тонны. Боковые стенки и дно также были «оребрены» от прогиба. На верхней панели были размещены две откидные  крышки, прикрывающие блок с резиновыми перчатками под левую и правую руки для будущей упаковки сублимированных обезвоженных образцов. Это  после выключения вакуумного насоса, т. е. окончания сублимационной сушки.
   Итак, я разработал конструкцию полупромышленной сублимационной установки для производства обезвоженных продуктов, предназначенных для космонавтики, геологов и потенциальных альпинистов и туристов в СССР.   Разработал все чертежи на установку. Согласовал с руководством, технологами  и механический цех НИИВТ под моим конструкторском надзоре, как это обычно установлено, изготовил две установки: одну для ВНИИ консервной промышленности, другую для НИИ вакуумной техники. Уже тогда я задумал перейти на научную работу и для этого мне нужна была опытная установка. Это было тогда в тенденции экономической политики оказания помощи со стороны оборонной промышленности отраслям гражданского назначения.
   Изготовленную установку осмотрел М. И. Меньшиков. На вопросы об условиях эксплуатации я ответил. Затем не по теме установки, Михаил Иванович сообщил об идее использовать плоскую крышу главного шестиэтажного корпуса НИИВТ для размещения теннисного корта и предложил мне нарисовать проект и с чертежами. В те годы я продолжал интенсивно играть в теннис: в Лужниках, где меня видел на площадках М. И. Меньшиков, также играл в нашем районе на стадионе «Динамо-3» в Покровское- Стрешнево, и начал играть в московских соревнованиях, добравшись до получения 2-го, а потом и 1-го  разряда. По указанию М. И. Меньшикова,  охрана института допустила меня на  крышу здания, куда я поднялся с одним из теннисистов. Сделали эскизы, рулеткой замерили контуры крыши и некоторые технологические блоки  системы вентиляции и слива дождевой воды, которые пришлось «обходить» при размещении площадки. Затем на кульмане я нарисовал расположение корта на крыше, систему металлического ограждения высотой в 8 метров на базе стальных уголков и сеток для исключения падения случайных теннисных мячей с крыши на землю (и на прохожих). Передал проект М. И. Меньшикову. Результат обсуждения не знаю. Кажется, от этой идеи отказались. Позднее, уже не при мне,  рядом со зданием НИИВТ построили корты.   
    20 апреля 1967 года я по заявлению в адрес начальника отдела 24 был переведён на должность инженера в исследовательскую лабораторию, которую возглавлял Александр Борисович Цейтлин, доктор технических наук. Замом у него был инженер Валерий Кадацкий, женившийся на москвичке и приехавший из Харькова. Он командовал оргхозделами по лаборатории. Раз в две недели он заказывал и списывал спирт на специсследования.
   Со спиртом в НИИ был связан интересный эпизод. Директор НИИВТ С. А. Векшинский был в длительной командировке и НИИ временно на два месяца возглавлял его зам. не по науке, а по хозяйственной части. Спирт в НИИ широко использовался для дезинфекции (чистки) многочисленных вакуумных, в том числе стеклянных измерительных приборов и систем. Расход спирта обосновывался нормами и выдавался по заявкам зав. лабораториями или их заместителей. Назначенный заместитель директора НИИВТ придумал, как прекратить использование спирта в алкогольных целях. Он дал указание в ёмкости со спиртом добавить сыпучие препараты по уничтожению клопов и тараканов. Спирт приобрёл коричневатую окраску. Заказчики получили коричневый спирт, применили его для дезинфекции и получили на стеклянных колбах налёт. Который надо было откачивать вакуумными насосами для получения чистоты вакуумной системы. Такой вот результат, когда вмешиваются в работу дилетанты. Специалисты отпробовали коричневый спирт на вкус, понравился и стали заказывать одну бутыль с окрасой, а другую — без окраски. Директор НИИВТ после возврата из командировки,  конечно, отменил эту глупость.
    В нашей лаборатории  по пятницам, через неделю, Валерий устраивал небольшой товарищеский ужин по сто грамм «разведёнки», больше не получалось сэкономить.  Нас было обычно четыре специалиста, один из них слесарь предпенсионного возраста, очень высокого разряда и смекалки для выполнения дежурных работ по лаборатории. Со мною рядом работал Слава Бывшев, умный инженер из электроники, ходивший почти постоянно в джинсах и свитере.  Цейтлин ценил Славу за знания и как исследователя. Меня  Слава, как механика из какого-то пищевого института, не признавал. И всячески подначивал. Но я ему в ответ приготовил сюрприз. Однажды разыграл на подхалимаже. Сообщаю Славе, что в конце дня звонил шеф и просил завтра утром быть у проходной, причём в лучшем костюме, при галстуке для поездки в министерство. И ждать. Он может задержаться. Так и получилось. Слава простоял два часа (тогда не было сотовых телефонов для мобильной связи, это 1968 год). И вот Слава является в лабораторию возмущённый. «Шеф не приехал», сообщает. А торчать у проходной неприятно. Его спрашивают проходящие: «Что ты тут делаешь?» А он отвечает: «Жду шефа, едем в Министерство».  
    Приезжает Александр Борисович.  Слава к нему с претензиями: «Почему не приехали во время». А тот отвечает: «А  с какого бодуна?» Слава: «Ну вы же сообщили, что надо ехать в Министерство с Вами». Цейтлин: «А я Вам лично это сказал?» Тут до Славы дошло, что его разыграли. Он бросает в меня, кажется,  цивильный пиджак. Я ловлю. И на его возмущение отвечаю: «Ну не тебе же одному нас разыгрывать!?» После этого Слава переменился, уважать стал.  
…...........................................................................................................................................................
     Весной 1968 года мне предлагают сначала одну квартиру в двухэтажном доме за выездом. Я отказываюсь. Мне хватит забот уже с любым «старым» домом. Через две недели предложили малогабаритную трёхкомнатную квартиру 35 кв. метров, на 8-ом этаже в новом доме на Туристской 18. Я согласился сразу.
    В июне 1968 г. в НИИ объявили приём в аспиратуру. Первый экзамен — немецкий. К тому времени я уже годами читал технические журналы на немецком. Терминологией электроники владел. Прихожу на экзамен. Дают мне технический текст. Читаю без акцента. По следующему заданию перевожу с листа. Специалистка по немецкому спрашивает, где я учил язык.  Отвечаю на немецком: «Закончил трёхгодичные разговорные курсы». Получаю по экзамену  пять баллов. За дверью слышу: «Ну ни разу не встречала такого знания языка у поступающих». Для меня это было не удивительно после стольких трудов.
    А я думаю, что мне делать с аспирантурой. Конечно, за семь лет много чего узнал в вакуумной области. Но надо перелопатить учебники базовые по электронике. Дело в том, что наш НИИВТ относится к электронной промышленности. А у меня базовое образование — механик по оборудованию пищевой промышленности, а по роду работы — конструктор. Такой специальности, как сублимация, в перечне специальностей нет в той заочной. Можно перейти во ВНИИКОП. Но там под эту сублимационную установку запланированы свои исследования и аспиранты, которые являются технологами  пищевой продукции. Решаю, что надо менять курс. Установку полупромышленного назначения из лаборатории отдадут на какое-нибудь пищевое предприятие.  А мне или вернуться работать конструктором, или …? Решил сделать поворот на внешнюю торговлю, тем более с приличным знанием немецкого языка, техники, конструкций агрегатов и знаниями по факультету «Внешняя политика СССР и международные отношения».     
     Иду к начальнику отдела и сообщаю, что подам документы на поступление в Академию внешней торговли. Меня отговаривают, всё-таки семь лет я работал по созданию конструкций. Но у меня аргумент,  электроника — не  моя специальность. Мне разрешают идти на экзамены и дают положительную характеристику.  

4.4.  Из науки в другой мiр. Экзамены в Академию внешней торговли.  Август 1968 — октябрь 1968. Собеседование.  

   Сдаю документы в Академию внешней торговли и получаю в НИИВТ  отпускные на 15 дней для сдачи экзаменов с оплатой по месту работы.
    Здание Академии внешней торговли расположено на Мосфильмовской улице. На первую встречу собрали всех кандидатов на поступление. В актовом зале — примерно 300 чел.  Представитель Академии разъясняет условия и порядок проведения экзаменов. Сообщает, что сейчас зачитают пример диктанта на знание русского языка. Всем присутствующим раздают листы бумаги и авторучки. Каждое место оборудовано откидными столиками на спинке прилегающего кресла. Сообщается, что если поступающий сделает меньше тридцати ошибок, то он может считать, что хорошо знает русский язык. Ведущий из президиума зачитывает какой-то литературный текст, похоже из рассказов Тургенева. Слушатели пишут текст по слуху, расставляют знаки препинания и проверяют правильность написания гласных и согласных в словах, сдвоенные или не сдвоенные согласные в прилагательных, правильность написания слова «корова» и т. п.  Ведущий объявляет окончание диктанта и зачитывает текст с правильными грамматическими знаками.
    Мы сидим и отмечаем авторские ошибки по тексту. Затем каждый для себя подсчитывает количество ошибок.  
    Из президиума просят поднять руки тем, у кого меньше двадцати ошибок.  Таких нет.  У кого ошибок меньше тридцати? Поднимается одна рука. У кого ошибок меньше сорока. Поднимется несколько рук. В общем, ясно.
    Из президиума сообщают, что завтра состоит официальный диктант. Просьба записать свои Ф. И. О на экзаменационном листе и сдать написанный текст. Оценки не будут выставляться. Тексты будут у приёмной комиссии. Даты экзаменов и номера аудиторий для разных групп будут указаны на информационном стенде. Оценки по каждому экзамену также выставляться официально не будут. После окончания экзаменов будут объявлены фамилии поступивших в Академию. Средняя зарплата будет сохранена за время учёбы.  После окончания Академии выпускники будут направлены во внешнеторговые объединения по специальности каждого кандидата. Начались экзамены.
    На следующий день проводится  первый экзамен. Преподаватель из академии зачитывал минут  тридцать  какой-то текст, напоминающий фрагмент из «Мёртвых душ»  Гоголя. Листы с текстом каждый кандидат сдаёт на кафедру.  
       Экзамены чередуются через день.
     Сдаём марксизм-ленинизм. Большинство поступающих — это  инструкторы КПСС из обкомов и райкомов, с высшим и, как правило, с техническим образованием и с рекомендациями по партийной работе.
    Затем  по графику — экзамен  по политической географии и истории: Вопрос от экзаменатора: Название страны — название  столицы? Название столицы — наименование государства? Основные города Швейцарии?  Когда был создан ООН? Когда началась первая мировая война? Кто и на чьей стороне участвовал? И другие непредсказуемые вопросы.  
   Экзамен по  физической географии земного шара. Сообщить, где находиться остров Мадагаскар? Как называется канал между Северной и Южной Америкой. Самая высокая вершина в Африке? А в Европе? Где находится «Бермудский треугольник». В общем самые неожиданные вопросы. Проливы, заливы, моря, океаны, горы, вершины? Что, где, в каком полушарии, на каком континенте?
      Во время каждого экзамена член комиссии  записывает что-то в журнал.  
   Последний экзамен — иностранный  язык. Захожу в аудиторию. Встречает молодая преподавательница Сразу вопрос:
  — Wie ist Ihre Name?  (Ваша фамилия?)
  —Mein Name ist  Kirienko  (Моя фамилия — Кириенко)
  —Und Ihre Vorname?  (И как вас зовут?)
  —Meine Vorname  ist  Yiri.   (Юрий)
  — Nehmen Sie eine schriftliche Aufgabe. (Возьмите письменное задание.)
 — Мit Vergnügen!  (С удовольствием!)  Отвечаю несколько фривольно.
 — Wo haben Sie  die deusche Sprache studiert? (Где Вы изучали немецкий язык?)
 — Ich  habe  die dreiyaerige Kurse hinter  mir. (У меня трёхгодичные курсы позади).   Это я говорю, чтобы показать нестандартное знание языка.
 — Wie alt sind Sie? (Сколько Вам лет?)
 — Ich bin einunddreizig Yahre aber nicht alt,  sondern yung. («Я по возрасту  31 года — не старый, а молодой»). Это «не старый, а молодой» —  пришло мне в голову неожиданно.
 — Wunderbar! Genug  fuer heute. Ich hoffe Sie  im Herbst  im Unterricht zu sehen. (Чудесно. На сегодня достаточно.  Надеюсь Вас увидеть осенью на занятиях.)
 —Ich hoffe darauf.  (Я  надеюсь на это).   
        Весь разговор продлился не более пяти минут.
       Проходит август, середина сентября. Я на работе в НИИВТ.
   В конце сентября меня  вызывают в здание МИД на Смоленской. Приезжаю к назначенному часу. В коридоре сидит несколько человек. Узнаю одного из поступавших в Академию внешней торговли. Вызывают по одному.
     Вхожу в небольшой зал. Во главе стола — председатель пожилого возраста. Вдоль стола сидит несколько человек, как выяснилось представители внешнеторговых объединений. Председатель задаёт вопросы и я отвечаю.
 — Где изучали немецкий язык?
 — На трёхгодичных курсах немецкого языка.
 — Вы работаете в НИИ электронной промышленности. А закончили пищевой институт. Какая взаимосвязь?
 — Работал после института конструктором. Сейчас в НИИВТ конструировал и изготовлена сублимационная установка сушки пищевых продуктов в вакууме.
 — Спасибо. Вы свободны.
      Я вышел и еду домой.     
   В начале октября мне на адрес приходит вызов приехать в В.О. «Промашэкспорт» Госкомитета по внешнеэкономическим связям (ГКЭС), расположенного у метро «Новокузнецкая».  Приезжаю. Со мной беседует начальник конторы  пищевого оборудования Дмитрий Григорьевич (если отчество не путаю) Зинюк.
   Приглашает на работу в контору на должность старшего инженера с окладом 160 рублей. Д. Г. Зинюк сообщает, что при сдаче экзамена по немецкому языку в конце года на курсах в МИДе для работников ГКЭС могу получить надбавку в 10% к окладу. Я соглашаюсь.
   Дома понимаю, что теряю сейчас ежемесячно по тридцать рублей за счёт премий в НИИВТ. Но я уже настроился  на уход из института и на работу в системе внешторга.

                                                                                                 продолжение следует